Ради дочери

Кровь медленно сочится, но может в любой момент хлынуть фонтаном. Сяочи, стиснув зубы, пережимает запястье, чтобы этого не случилось. Лала не должна узнать, ей нельзя этого видеть.

Сяочи, дождавшись, когда кровь утихнет, в очередной раз берётся за свой острый нож. Она пилит им левую кисть, преодолевая адскую боль в запястье и надрезаемых жилах. Сяочи хочется крикнуть, но она постоянно сдерживает себя. Лала не должна слышать страдания матери.

Где-то там, во тьме, чуть слышно всхлипывает её дочь — Лазурия голодна, ей хочется есть, и она не выживет одна в этой проклятой пещере, куда они попали волею судеб. Помощь придёт, должна прийти — Сяочи твёрдо верит в это, иначе не стоит и стараться, кромсая собственную кисть. «Мать должна ставить жизнь дочери превыше своей», — так решила Сяочи. Лала, её милая Лазурия будет жить. За это не жалко собственной кисти.

Неосторожное движение — и Сяочи чуть не выдаёт себя, но железным усилием воли она гасит крик, превращая его в зловещее шипение. Из-за груды камней, ставших ловушкой для маленькой девочки, слышится испуганный голосок Лалы:

— Мама, что это? Змея?

Сяочи резко прерывает шипение, а затем ударяет ногой по неровному полу пещеры.

— Да, доченька. Но ты не бойся — я уже убила её. Сейчас мама порежет змею на кусочки, и ты наконец поешь.

«Главное — снова не зашипеть», — уговаривает себя Сяочи, прежде чем резким взмахом отсечь надпиленную кисть. Кровь уже не сочится, она всё-таки прорывается небольшим фонтаном. Лала всё слышит, но Сяочи лжёт ей, говоря, что это кровь убитой змеи.

Она уже привыкла ко тьме, и поэтому видит очертания собственной белой кисти, упавшей на пол. Правой рукой Сяочи поднимает отрезанную кисть, чтобы начать неумело разрезать её на мелкие кусочки. Кровь продолжает литься, но уже не так сильно. «Пусть я умру, но Лала будет жить. Её найдут и помогут выбраться. Ради дочери я готова на всё», — с такими мыслями Сяочи продолжала борьбу с болью, пронзающей её левую руку.

Спустя несколько долгих минут от кисти остались только небольшие, неаккуратно нарезанные кусочки мяса. Во тьме не видно, что многие из этих кусочков были фалангами пальцев. Сяочи отложила в сторону все кости, с которых она срезала мясо. Подавив желание съесть всё самой, она с трудом собрала кусочки в правую руку и понесла их туда, где продолжала чуть слышно всхлипывать Лала.

Сяочи чуть не споткнулась о высокий, ей по грудь, валун, один из тех, что окружили её дочь. Здесь приходилось двигаться осторожнее — невдалеке была покатая скользкая поверхность, ступив на которую, Лала попала в каменную ловушку. Девочка никак не могла выбраться оттуда самостоятельно — валуны для неё слишком высоки, а по скользкому подъёму у неё не получалось карабкаться. Сяочи, как ни старалась, тоже не могла помочь дочери. Все попытки перегнуться через острые камни и вытащить Лалу провалились — один раз Сяочи сама чуть не свалилась туда же. Она пыталась проползти по скользкой поверхности сама, но в темноте это было слишком опасно, к тому же, Сяочи сомневалась, что у неё хватит сил вылезти оттуда вместе с дочерью.

— Не плачь, милая, мама принесла тебе покушать, — как можно более ласковым голосом, скрывая собственную боль, проговорила Сяочи, склонившись над ближайшим валуном. — Мне придётся бросать тебе кусочки.

Она рассчитывала скидывать их по одному, но рука предательски задрожала в самый неподходящий момент — и нарезанные куски мяса полетели вниз все сразу. Некоторые упали прямо на голову Лалы. Та, видно, совсем изголодалась, поскольку начала хватать куски и жадно запихивать себе в рот.

— Ешь аккуратно, разжёвывай, — наставительно сказала Сяочи. — Ты должна жить. Милая, милая Лала… Надеюсь, помощь всё-таки придёт.

Произнеся это, Сяочи почувствовала, что силы покидают её. Она села, устало облокотившись о камень. Главное, что дочь поела, и теперь она дождётся подмоги. Сяочи глубоко вздохнула и закрыла глаза. Смерть пришла к ней мгновенно.

…Спустя несколько минут Лала насытилась и громко сказала:

— Спасибо, мамочка! А ты сама поела змею?

Жуткая тишина была ей ответом.

— Мама, мамочка! Почему ты молчишь?..