Ради рассвета

Часть 1. Отражая друг друга.

Предисловие.

Говорят, что волчья кровь

Бежит по венам у царей.

И те, кто делят с ними кров,

Находят смерть свою скорей.

Про древо жизни говорят -

Семян из всех одно оно

Восходит только у царя,

Да жаль потеряно давно.

На сером пепелище неба

Нет места солнцу иль луне,

Поля давно не родят хлебы,

И люд привык уже ко тьме.

Они забыли про царя,

Царь не забыл про них.

Не тронет горизонт заря

Возле земель лихих.

И древо жизни — просто миф

И миф - про волчью кровь,

Но почему средь темных нив

Мысль бродит про волков?

И где-то там, во тьме долин,

Укрывшись от людей

Тиунов царь, зовя богинь,

Снимает шерсть с петель.

Оскалив зубы, вздыбив холку,

Царь в небо кинет вой

И побежит, подобно волку,

Царь — оборотень — изгой.

И знает кто, быть может

О том  ведь не говорят

Царь снимет себя волчью кожу,

Чтоб в небе взошла заря.

Польет древо жизни своей кровью,

Поднимется вверх росток,

И отзовется болью

Обагренный рассветом восток.

Максимовы В. и Я. Н.

 Темнота коридора скрадывала нервные спешные движения, больше похожие на метания. Перед туго запертой дверью неосмысленными рывками заламывая руки, ходил высокий седой человек. Изредка он глубоко и прерывисто вздыхал и вскидывал голову, чтобы напряженно взглянуть на запертые покои.

Тишина вокруг туго звенела отдаленным колокольным боем. Глухо раздавался, пронзая мрачное темное небо за окном, гул большого каменного города: цокот копыт по пыльной мостовой, затихающие выкрики торговок, неприличный смех из трактиров. Мужчина не обращал внимания на эти звуки. Он давно уже привык к ним, смутно ощущая, что, если в один день они смолкнут, жизнь невозвратимо обрушится пустотой и одиночеством.

Мужчина поднял руку и потер глубокий след от тяжелого металлического обода на лбу. Драгоценные камни блеснули в рассеянном, тусклом свете, льющемся через пыльное узкое окно, тянущееся от пола к высокому своду.

Ожидание растягивало время и заставляло его бежать вскачь. Король давно потерял счет минутам. Изматывала тягучая, густая неизвестность. Мысли его метались от одного к другому. Он вспоминал, как многие годы раньше он вот так же сидел рядом с отцом и ждал рождения брата. Теперь пришло время его собственных детей.

Серые, изборожденные красными ниточками,  воспаленные глаза устало остановились на медной, истертой ручке тяжелой деревянной двери.

Наконец дверь распахнулась. Свет залил коридор. Благородно блеснула тяжелая корона на лбу мужчины. Он замер.

- Ваше величество, - женщина присела в поклоне, освещаемая яркими лампами со спины, так что король не мог разглядеть её лица. - Жена ваша осчастливлена богами. У Вас два сына и дочь. 

Король тяжело выдохнул и облегченно опустил руки. Темная, незаметная раньше, фигура в конце коридора вздрогнула и подалась вперед. Король бросил предупреждающий взгляд в темноту и едва заметно покачал головой.

- Как сама королева?

- Королева, милорд, спит. Жрица просила перенести наречение на завтра, - ответила женщина и, поклонившись, скрылась за громоздкими, громко скрипящими створками.

Король устало оперся на дверь, отер пот со лба, снял корону, заглянул в глубоко мерцающие камни.

- Значит, на завтра...

Утро серыми тучами заползало в витражные, яркие окна тронного зала. Здесь все  было наполнено звоном хрусталя и плеском золотых вод. Широкий зал был украшен крупными вазами с большими белыми чашечками цветов.

Люди в серых накидках с белыми праздничными лентами на рукавах, выставляли их ровными рядами вдоль стен. Зал заполнял душистый свежий аромат цветов.

Великий монарх наблюдал за всеми подготовлениями с вершины своего законного места. Под глазами его лежали глубокие тени, возле рта прорезалась напряженная складка. Мысли теснились, переполняли разгоряченную, уставшую голову короля. Воспоминания вспыхивали перед глазами давно забытыми лицами.