Распыление. Дело о Бабе-яге

Глава 1

 Дмитрий и Татьяна Зимины

Распыление.

Дело о Бабе-Яге.

Глава 1

Иван

По жизни Лёня Кукиш был человеком довольно скверным, а после смерти и вовсе стал натуральным козлом.

    Он лежал на замусоренном полу дворницкой, одетый в драные треники и застиранную фуфайку. Изо лба, покрытого белыми шелковистыми завитками, торчали крепенькие рожки, ноги с вывернутыми назад коленками оканчивались копытцами, а остекленевшие глаза, выпученные смертной судорогой, имели квадратные, как водится у козлиного племени, зрачки.

- Кто-то очень не хотел, чтобы Лёня расстался со своими секретами, - сказал я, присаживаясь рядом с трупом и прижимая пальцы к шее козла.

- Что ты делаешь? - поднял брови Лумумба.

- Надо же констатировать смерть.

- В таком виде не живут, стажер. Мог бы догадаться.

- А вдруг?

- Вдруг бывает только взрыв, когда о растяжку запнешься. Соберись.

    Соберись… Двое суток в бронепоезде - и не подумайте, что там предусмотрены спальные вагоны. Затем на перекладных, по жаре, по пыльной степи, к черту на кулички. До сих пор зубы стучат и задница похожа на отбивную.

    А всё потому, что начальству приспичило побыстрее. Могли ведь чинно-благородно, сесть на пароход, в дороге поспать, покушать, может, на танцы сходить или кино посмотреть…

    Но, несмотря на все усилия, мы опоздали. И зачем тогда все эти жертвы?

Говорить об этом наставнику я не посмел. Не ровен час превратит в какое-нибудь тихое, не подверженное приступам мести, животное. С него станется. И трансформацию, кстати, в отличие от здешнего недоучки, проведет как положено.

- Ладно, записывай, стажер, - прервал мои мысли Лумумба. Я достал блокнот. - Маганомалия уровня Б-тринадцать дробь два. Летальный исход. Адрес… - он растерянно огляделся. - Выйдем, посмотришь адрес. Время… - вынул из жилетного кармана сверкающий репетир и взглянул на циферблат… - Пять часов тридцать две минуты утра. Записал? - я кивнул. - Тогда приступай к осмотру помещения.

    Лумумба отошел к окну и, обнаружив там надколотое блюдце с вялым соленым огурцом и вареной сосиской, глубоко задумался над ними. А я, как велено, приступил к осмотру.     

    Комната сырая, воняет в ней протухшими щами, да еще из закопченных углов таращатся откормленные пауки, явно с кулинарными намерениями. Только что зубом не цыкают… Я старался не смотреть им в глаза. Мало ли что…

Бетонный пол, вместо коврика застеленный старыми газетами, шаткая мебель явно подобрана на помойке. Внимание привлек столик, притулившийся в уголке. Необычного в нем было то, что на столешнице, сделанной из куска криво обрезанной фанеры, содержалось несколько книг. Я подошел посмотреть. Толстый паук, резво перебирая крепкими мохнатыми ногами, подполз ближе и стал жадно принюхиваться. Меня передернуло. Дрессировал их Кукиш, что ли? Имущество охранять... С трудом поборол желание снять ботинок и жахнуть по наглому арахниду что есть сил.

    Достоевский, Толстой, Стефан Гейм, Плутарх… Книги были в ужасном состоянии, у некоторых не хватало обложек. Корешки обуглены, на страницах чернеют следы копоти. Коснувшись кончиками пальцев верхнего в стопке тома, я глубоко вздохнул и закрыл глаза.

…Книги горели. Огонь жадно набрасывался на страницы, скручивал штопором корешки, одну за другой пожирал обложки. В воздух поднимались клубы черного пепла. Некоторым повезло: они оказались с краю, далеко от бледно-золотого, гудящего, как доменная печь, пекла. Их выхватывали голыми руками, поспешно ворошили страницы, сдувая искры, а затем прятали под одежду и исчезали в темных подворотнях. Молча, стараясь не встречаться взглядами. Чтобы следующей ночью, если повезет, вернуться, и спасти еще нескольких обреченных...

    Я потряс головой. На курсах нам рассказывали, что сразу после Распыления, во времена бунтов, жечь книги было очень популярным занятием. Многим тогда думалось, что конец света означает так же и конец истории.

    Значит, покойный Кукиш был не так уж прост… Интересно, что довело его до жалкой дворницкой в одной из заброшенных пятиэтажек, на краю города?

    Одна из книг, лежащих в стопке, имела меж страниц небольшой зазор. В нём даже что-то поблескивало, какая-то проволочка. Осторожно подцепив её кончиками пальцев я вытащил женскую сережку. Довольно дорогую: аметист, оправленный в золото, с несколькими подвесками, украшенными более мелкими камушками.

- Что это у тебя? - наставник неожиданно возник за спиной.

- Да вот…

- Где это было? Зачем вытащил? Почему не позвал?

- Проволочка… Она торчала среди страниц, вот я и… Вы же сами велели осмотреть!

- Осмотреть, а не тянуть в руки всякую гадость! А вдруг это бомба?

- Ой, да что это вам, бвана, везде бомбы мерещатся! Откуда им здесь взяться? Нате! - я сунул ему в руки серьгу. - Вот она, ваша бомба…

- Где ты это взял? - смягчился Лумумба.

- Да там выемка в страницах, - я вновь потянулся к книге.

- Не трогай! - меня больно стукнули по пальцам. - Я сам…

    Шуганув паука, учитель поводил над книгами руками, как бы ощупывая воздух, обнюхал их, одну за другой, и только потом вытянул ту, в которой была серьга. Раскрыв, сложил губы трубочкой и замычал свой обычный невразумительный мотивчик. Я, сгорая от любопытства, заглянул ему через плечо.