У морей на окраине мира стоит город из камней и шпилей, закованный в объятия черных свинцовых гор. Между острых валунов, прямо за гранью последнего дома, есть лишь одна узкая тропинка, уходящая в пропасть. Легенды хранят в этой пропасти несметные сокровища древности и знания всех умов вселенной, тайны ушедших народов и покинувших эту землю богов. Легенды рисуют вечность или погибель; и люди города верят в это, закрывая плотно ставни обращенных к тропинке окон.
Люди боятся пропасти, что таится за горами из оранжевой дымки. Люди рассказывают детям страшные сказки, пугают друг друга слухами о неведомом и потустороннем. Они прячут глаза и закрывают уши, плюют на иссушенный солнцем песок, шипят на ветер, что прорывается между камней и пахнет медом и лавандой. Люди засыпают в теплых домах, укрыв родных и любимых руками, и видят печальные сны о том, что забудут наутро.
Лишь беспокойные сердцем не спят. Они мечтают, завязывая желания в плотные узлы, они отводят глаза, скрывая помыслы свои и рвения. Они вдыхают ветер — и ноги их ведут к тропинке, той самой единственной узкой тропинке, запретной и проклятой. И руки их дрожат, набивая мешки запасами, и губы их шепчут, заклиная чужие души неведением и безразличием. И уходят беспокойные ночами на поиски того, что сулят легенды. За песчаными насыпями, за острыми камнями, прямо вниз, где тянется душистое поле луговых трав. Высоченное, яркое, цветастое, море запахов и вкусов; оно колышется на ветру, пенится ватой в объятиях гор и гудит эхом пчелиного роя. Море рвется дальше, вглубь — и спотыкается оранжевой линией о рваный край пропасти, что шепчет по ночам и манит, зовет и обрекает. Той пропасти, что заживо съедает души и хоронит тела, порождая новые легенды.
Беспокойные не возвращаются, а люди города, закрывая глаза, зубоскалят и все так же плюются на песок, проклиная живущих в пропасти демонов.
Но пропасти все равно на людские сказки. Она укутывается еловыми лапами, плетет корнями венки и впитывает влажность болот, стыдливо прикрываясь от оранжевой ослепительности травяного моря. В пропасти живет маленький Вечный лес, пригретый облаками и дождем; он наблюдает за горами и, смешно потрескивая, прячется от чужих глаз. Тут, в самом сердце, на пересечении всех тропинок и дорожек, стоит мудрый старый Дуб, что присматривает за крохотными лесными душами. Огромный, ветвистый, хмурый, он держит небосвод над кроной своей густой и путанной; он стучит корнями по стенам построенной им лачуги и смахивает шуршащий мох с крыши. Под корой его течет время, переливаясь каплями за край, — время цепляется за крылья и хвосты, разбегается по лесу цоканьем когтей и стучит крупицами града по молодым ветвям.
Тут живут души, мирные и тревожные, требовательные, шумные. Они гоняют росу по траве и ищут пути среди ягод, пересчитывают меридианы на звездном небе и спорят о мелочах. Дуб гудит на них, ворчит старчески, а его дети, тонкие и молодые, гоняют души прутиками, отчитывают и наставляют.
На болоте, что чавкает недалеко от корней Дуба, пригрелись заботливые руки. Они расчесывают тину и плетут из нее мосты, чтобы души могли прибегать по ним и жаловаться на несправедливость дубовых детей, прыгать в нетерпении на ковре из брусники и требовать внимания. Руки улыбаются им и смеются, щекоча тонкими листиками урчащие души.
Дальше в чаще топают по земле пятки. Они танцуют с огнем и дышат вихрящимся дымом еловых шишек. Они курят корицу, выдыхая плотные сгустки ванили и ярко-желтые цветы маргариток. Душам к ним подходить нельзя, души еще маленькие; они воруют яблоки с праздничного стола и бегут со всех ног от бурлящего дыма, заливисто хохоча, покуда их не поймает строгая сказительница, что живет в лачуге под Дубом и гадает для леса на кофейной гуще. Она читает воду на болоте и угли у догоревшего костра, поет при полной луне и пишет мелом на мутных стеклах.
«Под вечной сенью в вечной мгле
Найду я сердцу дом желанный.
Укроешь ты меня во сне,
Даруешь мне покой нежданный…»
И вторит лес ей с полян и болот, гортанно и низко выводит мотив, меняя под тонкий звон стрекотания тон, и отвечает:
«Укроем мы тебя во сне.
И тайно заберем к себе!»
Поют деревья и земля. Бурлит вода. Гудит Дуб, раскачиваясь над всеми. Цокают души и хихикают, заразительно улюкают, подхватывая мотив. Подпрыгивает ветер, хлопают в восхищении травы на лугу, а горы одобрительно вздыхают, разворачиваясь к городу из камня в ожидании.
Город в ответ фыркает пылью и цокотом лошадиных копыт и все так же закрывает ставни. Город слышит лишь стон от узкой тропинки и жуткие завывания манящей пропасти. Город злится, город боится.
Хотя там, за горами, живет своей жизнью лишь маленький Вечный лес.