Разговор

Разговор

Долгий, невыносимо долгий день подходил к концу. Сгущались сумерки, люди разошлись, и широкая лестница дворца опустела. Четверо великих мушкетёров, герои Франции, ушли в вечность, и на этот раз – навсегда. А их дети остались на бренной земле, и каждый из них нашёл себе место в этот тихий вечер. Анри и Жаклин делились друг с другом чувствами и поцелуями в одном из отдалённых покоев дворца. Рауль, ослабленный долгой дорогой и раной, которая лишь по счастливой случайности не оказалась смертельной, удалился, чтобы отдохнуть. Что касается Леона и Анжелики, то они...

Дочь Портоса сидела на скамье, затерянной среди просторов парка, Леон лежал рядом, положив голову на колени сестры. Анжелика задумчиво перебирала его светлые спутанные волосы. Оба тихо переговаривались.

– Знаешь, сестра, я до сих пор не верю, что это не сон, – говорил Леон. – Кажется, завтра я проснусь – и всё будет как прежде. Казарма, Кольбер, красный плащ, и снова куда-то нестись, за кем-то гнаться, и я – бастард, не знающий своего отца...

– Это не сон, – Анжелика улыбалась, хотя глаза её всё ещё блестели от слёз, пролитых после ухода Портоса. – Ты же видишь меня, я здесь. Я тебя никогда не оставлю. Ты же помнишь, что сказал папа?

– «Береги сестру, сынок».

– Ты будешь беречь меня, а я – тебя, – Анжелика снова улыбнулась, вспомнив, как они сделали остановку на пути к дворцу. Леон тогда протянул новоприобретённой сестре руку, помогая спешиться, а Анжелика бросилась ему на шею и обняла так крепко, как только могла. Она слышала, как д’Артаньян окликнул её брата:

– Леон, теперь-то вы, надеюсь, присоединитесь к нам?

– Не могу, господин д’Артаньян, – стоило увидеть, как изменилось после этих слов лицо Анри и как поспешно Жаклин схватилась за шпагу.

– Почему?

И тут Леон не смог удержаться от улыбки.

– Сестра не отпускает.

– Анжелика, отпусти брата, – хохотнул Портос, – а то не дай Бог задушишь!

– Прости, – смущённая Анжелика под общий смех разжала руки и отступила на пару шагов.

Теперь, когда они никуда не спешили, она могла обнимать его сколько душе угодно, но отчего-то стыдилась, подозревая, что Леон не любит долгих объятий и других бурных проявлений чувств. «Как же много я не знаю о своём брате», – Анжелика в очередной раз провела рукой по его волосам. Какие же они всё-таки спутанные – ни один гребень не расчешет...

– Знаешь, а ты мне с самого начала понравился, – призналась она.

– Когда пришёл тебя арестовывать? – хмыкнул Леон.

– Нет, ещё раньше, на празднике. Я видела тебя в толпе, ты был таким грустным и одиноким, и мне стало так тебя жаль...

– Впервые слышу такое о себе, – заметил он. – Обычно мне говорят, что я выгляжу грозно.

– И грозно тоже... немного. Папа тоже выглядел грозно, для тех, кто его не знал, но я никогда не боялась.

– Расскажи мне о нём, – попросил Леон. Лицо Анжелики осветилось улыбкой.

– Он научил меня драться, ездить верхом и ругаться, – заметив на лице брата удивление, она поспешно добавила, – ругаться он меня не учил, просто иногда у него вырывалось какое-нибудь крепкое словечко, и он говорил, что мне никогда не следует его произносить. А ещё он много шутил – я помню, что часто смеялась, когда мы с ним разговаривали. Он рассказывал про своих друзей – Атоса, Арамиса и д’Артаньяна, про их приключения, а я мечтала, что когда-нибудь тоже буду сражаться, защищать Францию, и он похвалит меня. Он называл меня красавицей, – в этот момент глаза её засияли особенно ярко, и Леон подумал, что его отец был прав, тысячу раз прав.

Анжелика немного помолчала, смахнула рукавом несколько слезинок и продолжила уже более сдержанно.

– Знаешь, меня к тебе сразу потянуло... я как будто что-то почувствовала. Во время праздника я всё стояла и смотрела на тебя... Даже не слушала, что говорят Рауль и Жак... то есть Жаклин.

– Ты же монахиня, тебе нельзя засматриваться на мужчин, – усмехнулся брат.

– Ой, да ладно тебе! – она беспечно махнула рукой. – А потом, когда вы и Жак... лин дрались на берегу, мне было страшно, что он... она тебя убьёт. За него... неё я тоже боялась, но не так сильно. Знаешь, как я обрадовалась, когда всё закончилось хорошо!

– Если не считать пригоршни песка, брошенной мне в лицо.

– Ох, Леон, неужели ты её до сих пор не простил?

– Простил? Я-то, может, и простил бы, а они простят меня? Жаклин – за то, что пытался убить её, Анри – за то, что убил его отца...

– Нет, нет! – Анжелика взмахнула широкими рукавами как крыльями, вскочила со скамьи так резко, что чуть не скинула голову брата со своих колен – Леон едва успел сесть. – Ты же не знал... Он же не знал, что Арамис – его отец... Арамис же потом вернулся, и они встретились... Арамис же тебя простил!

Она выглядела одновременно смешной и благородно-возвышенной в этих попытках защитить Леона от поступков, совершённых им самим. Глядя на неё, он почувствовал какое-то странное ощущение – смесь жалости и восхищения, и ещё что-то, что невозможно определить – как обрывок, ускользающий при пробуждении.

«Может быть, так возвращается способность любить?»