Разлом/освобождение

Пролог

Никогда ещё родовой замок, более чем за тысячелетнюю историю, не знал столь страшного и мрачного времени. Слуги, служившие своему господину из одного лишь страха, напоминали беззвучные тени, — избегали смотреть в глаза господину, боялись произвести малейший шорох и привлечь его внимание. Ропот их, сплетни меж друг другом, звучали робко и прерывисто, — всякий раз оглядывались, прежде чем сказать даже самые невинные слова.

Глава династии, молодой господин, редко показывался средь бела дня. Да и ночью он не особо любил показываться на глаза. Ведь, время, — его злейший враг. У него не находилось ни желания, ни сил, просто так, праздно прогуливаться под взглядами зевак.

Он напоминал собой аскета. Худощавый, с ввалившимися щеками и ярко очерченными скулами. С длинными, ниже плеч, густыми и тёмными волосами. И отрешённым, бесстрастным взглядом.

Он редко покидал потаённые глубины замка. Выбирался на поверхность только в минуты острой на то нужды. Но, не задерживаясь больше нужного, быстрыми шагами мерил переходы замка. И, едва получив то, что ему необходимо для изысканий, тут же возвращался назад, в забытые катакомбы.

Мужчина не боялся ничего. Военная выправка, движения, взгляд, да просто сам шаг говорили о его гордости и твёрдости характера. Но, то ли дело его слуги! Они тихо вздрагивали, едва заслышав стук его каблуков.

За несколько лет до этого, в пору поздней зимы, незадолго до капели, он, ещё юный и молодой, возвращался в родовое гнездо. Обожжённый чужой жестокостью, но с горячим и чувственным сердцем.

Его с позором изгнали из военного училища. Выгнали за то, что он посмел отстаивать честь и достоинство своих предков. Изгнали за дуэль, на которой он, молодой и пылкий, в честном бою убил безродного пса. Наглого, не знающего своё место, пса!

Возвращаясь в санях, запряжённых лошадьми, молодой аристократ с теплотой на сердце узнавал родные края. Улыбался, ещё издали приметил родовой замок. Оглядывал укрытые снегом поля, широко раскинувшиеся леса и думал "Это всё моё, родное!"

Но, не успел он подъехать к старому и замшелому замку. Едва только обменялся сердечными приветствиями с родимой матушкой и поприветствовал слуг, как вновь встретил жестокость и нестерпимую боль.

— Как это за буржуа? — не веря, переспросил молодой человек, сидя в просторном зале, во главе стола.

Моложавая женщина, его матушка, сидела рядом. По случаю приезда сына она надела самый лучший наряд из тех, что у неё был. С несколькими, старательно спрятанными заплатами. На её бледной шее блестело ожерелье, подаренное отцом молодого аристократа.

— Так и получилось, — спокойно отвечала женщина, повернув голову и смотря в глаза сына. — Убежали среди ночи. И даже прощального письма не оставили.

Матушка явно успела примириться с сомнительным замужеством дочерей и невозможностью что-либо изменить, а потому, вновь принялась за запоздалый завтрак. Не спешила. Ела медленно, но едва ли могла наслаждаться вкусом еды. Соблюдала этикет и аристократичную величавость.

— Что-нибудь известно? — спросил молодой мужчина, не узнавая своего голоса. Он отложил столовые приборы и невидяще глядел перед собой. Ему никак не удавалось понять услышанное. — Хоть что-нибудь, дорогая матушка, хоть что-нибудь известно о том, где они сейчас и что с ними?

Женщина тяжело вздохнула и тоже отложила завтрак. Она не повернула головы, не посмотрела в глаза, как того требовал родовой этикет. Не хватило ей мужество признать, что её девочки, её доченьки... и так опозорили семью.

Ей явно самой было тягостно от понимания, что ей же воспитанные, кровь и плоть, продолжения рода, взяли, да бежали из дома... ради свадьбы с безродными буржуа. Но ведь это была только часть горькой правды! И ей предстояло, собрав всю свою волю, рассказать главное.

— Не думаю, мой мальчик, что для тебя будет важно, где они сейчас. Не думаю, что ты вовсе сочтёшь их достойными своего внимания.

Великого усилия ему стоило, молодому и горячему, усидеть на месте. Взволнованно спросил:

— Скажи мне, почему я, после долгой разлуки, не должен интересоваться судьбой любимых сестёр?

Почтенная женщина, моложавая матушка, собравшись с духом, рассказала. Рассказала, что её дочери, его сёстры, вышли замуж из одного только финансового расчёта. Не просто за безродных дельцов, но и притом за старых, болезненных, бесчестных.

— Они не только втоптали гордость династии в грязь, — продолжала с тихой злобой матушка, — они использовали историю, имя и славу нашей семьи лишь для того, чтобы выйти замуж за торгашей...

Его любимая и заботливая матушка, которая для него всегда была образцом лучшей женщины, была и в этом высказывании добра. Она не высказалась до конца. Но он всё понял. И сам мысленно закончил.

"Только бы не влачить бедственное существование!"

Сам того не заметив, от сжигающей злобы, молодой человек проскрежетал зубами. Но, немногим успокоившись, он внимательно посмотрел на наряд матери и признал, что ему было не меньше шести лет. Подумать только!

Мужчина посмотрел на скромный завтрак, который был явно плох для его семьи, для его великой династии! Совсем немного дичи. В основном уже черствеющий хлеб и подогретые каши.

"И это в такой-то день, когда домой вернулся, пусть и молодой, но глава семьи? — подумал молодой аристократ. — Стол, как у захудалых крестьян!"

Он держал одной рукой кубок с вином. Золотой кубок, из которого пил его отец, а прежде, его дед. Но, едва сделав глоток, молодой человек чуть не выплюнул вино.

"Ну и кислятина!" — с гневом, подумал он.

Отставив кубок, стиснув от злобы зубы, начал сопоставлять случившееся и увиденное. Результаты размышлений ему не нравились.

— Как поживают мои троюродные братья? — спросил молодой мужчина, вспомнив о последних родственниках в династии.

Матушка склонила голову. Слова ей явно давались с великой не охотой. Но, едва начав, она подняла голову. Не позволила чувствам сломить её твёрдость.