Рецепт горького счастья

Глава 8.

— Рад тебя видеть, Антони, — с небольшой заминкой сказал Байо. — Как ты?

Эго усмехнулся. Его нога чуть дёрнулась. Колетт явно почувствовала, как растягиваются его тонкие губы, а глаза становятся узкими, буквально выплескивая агрессию. Колетт чувствовала его настроение. Как тогда, в забегаловке. Хоть и не видела его лица.

— Прекрасно, — ответил Эго. — Грязная камера, жёсткие нары, крысы так и норовят залезть за воротник. И вовсе не для того, чтобы доказать, какие они хорошие повара, а для того, чтобы ты сам стал их обедом! Знаешь, это лучшее, что случалось со мной в жизни!

— Да я не в этом смысле, — Байо, должно быть, уже понял, что более дурацкий вопрос было бы сложно даже сочинить. — Есть какие-нибудь предположения, подозрения? Мысли полезные? Антони, тебя же подставили.

— Я как раз и надеялся услышать от тебя информацию о том, кому это надоело спокойно жить. — Эго положил одну руку на подлокотник. Колетт осторожно перевернулась на спину и теперь в крохотную щель между пластинами стола могла видеть не только пол, но и некоторое пространство над ним. — Так что — ты говори, а я послушаю.

— Хорошо, — согласился Байо. — Только имей в виду, что мои догадки будут для тебя несколько… неприятными. Итак, Антони, ответь мне на вопрос: когда ты в последний раз видел мать в компании её любовника?

— Давно, — вздохнул Эго. — И я не хочу сейчас об этом.

— Зато я хочу, — Франсуа присел на край стола, как будто специально там, где подглядывала Колетт. — Он может быть причастен. Антони, погоди меня останавливать. Давай-ка проясним ситуацию: что у вас под домом?

— В каком смысле? — Антуан подался ближе, вскидываясь в кресле. — Земля под домом. Что ж ещё?

— Оригинально, — фыркнул Франсуа. — А под землёй что?

Воцарилась тишина. Колетт напряглась.

— Ты всерьёз поверил в эту утку, Байо? — рассмеялся Эго. — Ты поверил, что под нашим домом лежит золотая руда? Да, я был о тебе более высокого мнения.

— А почему же тогда Торнтон так печётся о домике? Точнее, о земле?

— Говорит, пастбищ ему не хватает, — выдал Эго, явно злясь. — Остальное я не выяснял. После продажи пусть другие маются с этим параноиком. Дом сам рухнет — сносить не придётся. Плевать я хо…

— А ты не думал, что там на самом деле золотая жила, и ему куда выгоднее держать всё это в руках благодаря тому, что твоя мать была самой неприхотливой и доброй женщиной, и не требовавшей ничего, кроме крыши над головой? — резко перебил Байо. — Но теперь она мертва. И он хочет всё скорее снести? Я прав? Вот почему он так против продажи дома. Антони, подумай, прошу тебя.

— Байо, ты имеешь привычку нести всякую чушь, заговаривая другим зубы, едва где-то услышишь звон, — сказал Антуан. — Кто тебе всё это выдал?

— Я ж юрист, Антони.

— Хорошо, по твоим соображениям, меня подставил любовник матери и теперь будет делить золотишко напару с Торнтоном? Бред. Да тот его в порошок бы уже стёр.

— Не скажи, — Байо прошёлся по кабинету. — Есть в этом дельце и третья личность. Весьма значимая. Ты в курсе, что Виктор — ему родной братишка?

— Следователь? — удивление всё же проскочило в голосе Эго. — Торнтон? Тот самый?!

— Ты хоть знаешь, что он за крендель? — Байо порылся в ящике и бросил на колени к Эго несколько файлов. — Посмотри сюда. Бывший владелец агентства недвижимости. Крупнейшего во Франции. Они с братцем там наебывали так, что сам Кашпировский бы позавидовал! Виктор носил другую фамилию, а потом, когда погоны на плечи упали после болезни отца-полкана, то в органы без труда перевёлся и стал снова законопослушным гражданином.

— Всё это очень познавательно, Франс, — устало проговорил Эго. — Только я не верю, что моя мать хоть что-то знала об этом. А, значит, и убивать её было незачем. Разве что — из ненависти за то, что она не отписала ему весь дом.

— Почему ты никогда не называешь его по имени? — резонно поинтересовался Байо. — Это тайна?

— Считай, что да.

— Антони, слушай… может, твою мать убил Торнтон…

— Ты окончательно спятил?! — Эго резко встал. — Он хорошо относился к ней.

— Это, по-твоему, алиби?

— Я скорее поверю в версию, что её убил этот сукин сын, с которым я ещё поквитаюсь, но обвинять Торнтона, который, единственный из всех тех равнодушных мразей, помог нам — нет, не могу и не хочу. Или предоставь мне стопроцентные доказательства, Байо.

— Сукин сын, говоришь? — задумчиво протянул Франсуа. — А откуда знаешь, что его мать была… этой самой…

— Я знаю о нём всё и даже больше, — процедил Эго, подходя на максимально-близкое расстояние к столу, и прижимая, очевидно, Байо к его краю. — У меня на него досье. Первое время за ним следили мои люди. Я боялся за мать.

— Значит, тебе отследить его не проблема? — сразу накинулся Байо. — Да? Антони, тогда дело в шляпе! Подними свои архивы — и вперёд! Проследить надо, может, он на место преступления вернётся или ещё чего…

— Не так всё просто, — после длительной паузы сказал Эго. — С тех пор многое изменилось, Франс. И я не всесилен.

— Что именно?

— Идя по чужим головам, он стал на удивление… влиятельным, — проговорил Антуан, снова опускаясь в кресло. — Я уже навёл справки. В криминальных кругах его знают, как левую руку нашего Звездочёта.