Рецепт горького счастья

Глава 22.

Сомнения в клочья разрываем.
Эмоции, пламя ощущаем.
Мало времени, подо-подойди же ближе.
Ты зависимый. Дай мне, дай мне пульс услышать.

Меньше, меньше слов. Я тебя вижу между строк.
Я потеряла слово «стоп», видимо, всё это любовь.
Легче, легче взлет. Этот огонь сбивает с ног.
И темнота скрывает всё. Я от тебя с ума сойду.

Анестезия — в ней кубики льда.
Твоя эйфория наполняет меня.
Стреляешь глазами, ими сводишь с ума.
Все чувства в сумме — парализуют.

Стирались грани между нами
И я не помню всех деталей.
Тело плавилось плавно от твоих касаний.
Наслаждалась я ритмами твоих желаний.

Меньше, меньше слов. Я тебя вижу между строк.
Я потеряла слово «стоп», видимо, всё это любовь.
Легче, легче взлет. Этот огонь сбивает с ног.
И темнота скрывает всё…
(Zivert)

Колетт тошнило. Она изо всех сил старалась прогнать отвратительный прикус во рту. Даже сигареты и жевательные резинки не спасали. Сделали только хуже. Она сидела на ступеньках подъезда Лоры. За ключами ей возвращаться никак не хотелось — что-то внутри слишком взбунтовалось едва Колетт увидела Феликса.

Бывает так, что неприятности сыплются на тебя, но постепенно. Это счастье. По нынешним меркам. Когда ты решаешь одну проблему, то только тогда появляется новая, но тут — всё и сразу.

Колетт не хотелось думать о Феликсе. Нашёл себе новую игрушку — пусть играет. Только доверчивую Лорку с сыном на руках жаль. Не хотелось думать о Лингвини, который, как полный придурок, повелся на рассказы «золотого мальчика» о роскошной жизни и кредитах. Не хотелось думать о Байо. Поступил как абсолютный моральный урод. Притащить её пьяную домой и чуть не изнасиловать в ванной — это уже за гранью. Не хотелось думать о побитом Хорсте. Не хотелось думать и о том, что именно она виновата во всём, что случилось. Не хотелось даже вспоминать всё то, что она пережила за последние два дня. И алкоголь действительно помогал Колетт забыться. Но… ненадолго. Единственное, что не выходило из головы — Антуан Эго. Колетт потеряла счёт времени — она думала о нём постоянно. Даже по ночам. И, кажется, он стал ей сниться. Чего уж точно было не нужно. Даже неосознанно, но всё равно она раз за разом приходила к выводу, что он действует на неё странно. И, наверное, пора прекращать так себя изводить.

Всё, что Колетт помнила до того момента, как очнулась голая в ванне с Байо, так это то, что они с Эго нашли Хорста в бессознательном состоянии около его же квартиры. Колетт звонила ему незадолго до происшествия — хотела вернуть зажигалку. Кофейня «Таро» находилась всего в паре кварталов от его дома. Весьма тихий и спокойный район. Но вот же… надо ж было такому случиться. Колетт сразу поняла, чьих рук это дело — люди, которые связаны с преступниками, наверняка, следили за Хорстом. И видели, как они с Колетт начали «копать» под загадочного фотографа. Но поверить в то, что Хорст не смог за себя постоять — было уже проблематично. Либо ему угрожали оружием, либо… шантажировали семьёй. От этой, снова посетившей её бедную голову, догадки, у Колетт скрутило спазмом желудок.

Мобильный телефон разрывался знакомой мелодией — это звонил Байо. Очевидно, занервничал. Странно, что только сейчас опомнился. Наверное, выяснял отношения с Элоизой. И ничего не выяснил. Как пить дать. Колетт и так знала, что Байо далеко не постоянен. Он уж точно не моногам. Может, раньше и был, но… Колетт до безумия злилась на Франсуа, но где-то в глубине души понимала его — устоять перед таким соблазном, наверное, никто бы не смог.

Колетт вдруг вспомнила свою первую серьёзную влюбленность — до жгущей ревности по пустякам, до внутренних истерик, до безбожно глупых реплик на свидании, до безудержной эйфории и грандиозных планов на будущее, — и поняла, что все влюбленные люди похожи. Они живут так, словно каждый день — последний. Наверное, им простительно? Им, может, и простительно, но вот саму себя прощать Колетт была не намерена — как можно было так безалаберно поступать?!

Мелодия на звонке неожиданно сменилась. Колетт глянула на дисплей, который уже перестал сливаться в одно пятно, — видимо, ночной свежий воздух и нервы, протрезвили её, — и замерла, пораженная тем, что увидела. Не ответить на этот вызов она бы себе просто не позволила:

— Да? — Колетт отчаянно не хотела выдавать своего волнения.

— Мадмуазель Тату? Вы можете говорить?

— Да, конечно, — сглотнула Колетт, чувствуя, как её пробирает дрожью, то ли от холода, то ли от бархатного голоса Эго. — Что-то случилось, мсье…

— Ничего, — прервали её слова Антуана. — С вами всё в порядке, я надеюсь?

Колетт захотелось ему крикнуть, что «ни черта с ней не в порядке, и как можно быть таким спокойным», но она сдержалась. И вообще, у пьяных язык за зубами абсолютно не держится. Но всё же, Тату сгребла остатки воли в кулак. И продолжила издевательски-насмешливо:

— А вы сильно переволновались, что ли? Что-то вашего волнения не было заметно, когда оставляли меня напиваться после того, что случилось. И мне пришлось звать Франсуа… да вы хоть знаете, что было по…

— Кстати, о нём, мадмуазель Тату, — бросил тут же слова, словно острую шпагу, Эго. И, судя по всему, оторвал телефон от уха, так как Колетт услышала приглушенные шумы и голос Байо на заднем плане. — Именно он так за вас волнуется. Не я. Хотя, наверное, будь мы с вами столько же знакомы, наверное, и я бы нервничал.

— Какой же вы бесчувственный! — сорвалась девушка. — Да я так и знала, что вам на всех плевать, кроме себя. Но, очевидно, что вы не стали бы звонить просто так… и теперь мой черёд спрашивать, а вы будете отвечать! И не смейте приглашать к трубке Байо! Я не хочу его ни слышать, ни видеть!



Отредактировано: 23.03.2019