Река

Река

— Простите, можно присесть?

Пустота внутри, не гарантирует оную вовне. Джеки неохотно подняла голову. Выбившаяся из причёски седая прядь мешала разглядеть мужчину, но чтоб убрать её требовалось лишнее движение А на него уже не хватало ни сил, ни желания. Джеки знала как выглядит. Издали всё ещё могли ошибиться, но вблизи… Старуха-баньши на берегу Твид, оплакивающая чью-то судьбу. Разбросанные рядом вещи и слезящиеся глаза усиливали сходство с плакальщицей. Джекки иллюзий не питала. Макияж давно уже не помогал. Собственно поэтому она здесь. Все они здесь поэтому. Определить возраст мужчины было трудно. Заходящее солнце било в спину и он, отбрасывая какую-то инфернальную тень, нависал над Джеки тёмной скалой, а загнутые поля шляпы рогами пронзали небо. Из распоротого небесного подбрюшья, хлестала закатная кровь. Оказывается Джеки не заметила как наступил вечер. Том, наверное, уже возвращается домой.

— Я присяду? — повторил свой вопрос мужчина

Джеки лишь слабо повела плечами и отвернулась. Тень сжалась, сложилась со вздохом боли и хрустом суставов — незнакомец опустился рядом на траву. Старый. Других не бывает. Хотя судя по тени — широкоплеч и высок. Интересно будет на него взглянуть через несколько минут. Тишина снова начала окутывать Джекки, но теперь она не приносила покоя. Женщина плюхнула ступнёй по матовой глади реки, чтоб хоть как-то разорвать удушливый кокон тоски. Гусеница не превратилась в бабочку, она просто умерла, оставшись такой же сморщенной, как и раньше. Джеки перевела взгляд со своих  рук на  колени, а затем ниже. Вода переливалась точно ртуть, ласкала опущенные в неё ноги, искажала зрение, делая ступни и лодыжки по-девичьи нежными и гладкими.

«Брен телех кта», — тихо произнёс мужчина. — Река, по которой струится ночь. Всегда считал название странным.

— Всяко лучше «Мунинских Верховодий»
— Это точно,— мужчина чему-то усмехнулся, — Река струящейся ночи. Принято считать. что из-за цвета воды.

— А вы не согласны? — Джекки вздохнула. Профессиональная веживость, взращённая полувековым общением с журналистами и поклонниками, на рефлекторном уровне заставляла поддерживать разговор. Или хотя бы делать вид,  Ровный голос.  Ничего не значящие фразы. Хорошо хоть улыбаться не приходилось.

— Нет. Я думаю название из-за местной легенды. Говорят, река выходит из берегов, когда плачет богиня и мир очищается.

— И что это значит?

— Кто ж его знает? Никому из живущих разлива видеть не доводилось. В мифах сказано, что наступит Ночь. А Ночь всегда чиста. Кстати, уже темнеет, а вы почему-то одна.

— Я не одна. Я с вами

— О чём, похоже сожалеете.

А он не глуп, Джеки чуть повернула голову, и сквозь вязь волос взглянула на собеседника. Красивый профиль. Вернее — настоящий. Не огламуренно-карикатурный, к которым она привыкла.  Орлинный нос, похоже перебитый, волевой подбородок, пронзительно синие глаза. В таком возрасте их встретишь не часто. Джеки стало стыдно. Только что проводила мужа и...

— Простите меня,— Мужчина не поворачивался к ней, а всё так же смотрел на мерцающее зеркало реки, — я не хотел вас тревожить, но мне необходимо было с кем-то погооврить. Я подумал, что одиночество может оказаться неплохим...

— ... Сводником? — слабо улыбнулась Джеки.

—  Я хотел сказать — стимулом побороть нерешительность,  но ваше определение точнее. Простите, не было случая представиться. Вацлав Мунин.

Джеки невольно вздрогнула и повернулась к собеседнику.

— Тот самый? — за те же полвека, перед камерами, она так и не научилась скрывать наивного детского изумления, — Я думала вы уже… — Джеки по-девчоночьи прижала ладонь ко рту… — Ой, извините.
Мужчина снова улыбнулся:

— Ещё нет, но вы правы, пора. Собственно…
— Что вы! Я сглупила, это старческое. Вы же открыли источник бессмертия.
— Нет. Я лишь нашёл реку вечной тьмы.

Мужчина замолчал. Молчала и Джеки, хоть в голове у неё вертелась тысяча вопросов.

— А вы? — наконец произнёс мужчина
— Я?
— Да. Вы ведь Жаклин Нуар? Та самая?
— Та самая…. Только не добавляйте мою вторую фразу.

Оба рассмеялись. Смех мужчины был мягким и бархатистым как воды его реки. Жаклин почему-то стало легче. Невыносимая усталость прошла.

— Жаклин Нуар,— повторил Вацлав, — Подумать только. Ночная Дива, загнавшая под каблучок не только мир кинематографа, но и Томаса Ротда, богатейшего человека всея галактики, сидит со мной на берегу речки и смеётся, болтая ногами в воде. Какое уж теперь бессмертие. У меня к вам одна просьба. Уважьте старика?
— Неужели автограф?
— Нет. Просто зайдете в воду раньше меня.
— Ха! — расхохоталась Джеки, — я знала, что учёные циничны, но вы всех превзошли, вы — безжалостны. Вы бы понравились моей внучке.
— Почему?
— Вас не пугает прошлое.
Мужчина задумался.
— Наверное, вы правы. Я не боюсь прошлого, это оно шарахается от меня. Но знаете, Жаклин, моя просьба была серьёзна. Если бы я увидел Афродиту, выходящую из пены, может быть понял, что Уран оскоплён не зря.

Интуитивно Джекки поняла. Это не комплимент и не игра словами. Иногда в старости открывается способность видеть, то что за вуалью. Слов, образов, мыслей.

— Я не могу, Вацлав, — качнула головой Джеки, — Даже для вас.

 Простите, но то, что вы открыли… — её голос сорвался, — не для людей, не для смертных… Том… Томас, котрый получал всегда и всё первым, проплыл несколько метров верх по реке. Даже в свои 97 он обходился без посторонней помощи. Я почти на полстолетия младше, но так бы не смогла. Я готова поклясться, что видела, как с каждым гребком его мышцы наливаются силой. А кожа становится упругой. Он выбрался на берег выше, метров за пятьдесят отсюда. Молодой, красивый тридцатилетний, Я бросилась к нему, не добежала, задохнулась упала. Он подскочил ко мне, поднял. Я чувствовала упругость его кожи, свежесть дыхания, словно в рекламе… — смешно… — Джеки улыбнулась и тут же всхлипнула. Рука Вацлава вся в пигментных старческих пятнах, но всё ещё сильная легла на её ладонь.