Тёплой октябрьской ночью (всю неделю стояла хорошая погода, никаких дождей) на третьем этаже многоквартирного дома, четырёхэтажного, кирпичного, в хорошем районе, кто-то завыл.
Время близилось к четырём утра. Горели, может быть, два-три окна. В одной из квартир смотрели футбол на большом экране, но вой шёл не оттуда.
Этажом ниже человек по имени Василий, двадцати трёх лет от роду, с гневом уставился в монитор. На столе перед ним стояли пустые чашки от кофе, четыре штуки. Все соседи, если бы их спросить, охарактеризовали бы Василия как вполне приличного молодого человека.
Тем не менее, выл именно он. Громко, с душой, запрокинув светлую кудрявую голову.
«Всё ок, но нужно переделать креатив, — гласило сообщение в мессенджере. — Клиент не одобрил фото. Ему не нравится, как он выглядит на этом».
«Клиент предоставил другое фото?» — уже успел спросить Василий, довольно вежливо, учитывая обстоятельства.
«Нет, но он сказал, что можно взять из интернета. Он публичное лицо, там много его снимков».
«Я уже шестой раз переделываю креатив именно по этой причине! Пусть в этот раз скинет фото, которое его устраивает».
«Ему некогда. И ещё, по языковым курсам... Они настаивают на тексте, который писал их копирайтер».
«Это на том, который с ошибками?»
«А вот здесь, — ответил руководитель, проигнорировав вопрос об ошибках, — просят сменить фон с бежевого на зелёный».
Тут-то Василий и завыл. А мессенджер продолжал щёлкать.
«Нам уже пора запускать рекламу».
«Это нужно сделать срочно, до семи».
«Ещё по маникюрному салону, поиграй со шрифтами, заказчика не устраивает».
Следом пришло пересланное сообщение: «Ну это колхоз какой-то».
Василий сорвался со стула, влетел в ванную, открыл кран и щедро плеснул в лицо холодной водой. Потом, приложив ладони к щекам, поднял взгляд. Даже слой пыли на зеркале не скрыл покрасневшие глаза. В остальном Василий сейчас был похож на картину «Крик», если прибавить шапку светлых кудрей. Он давно их не стриг. И не помнил, когда расчёсывал.
Месяц в таком ритме — тут и свихнуться недолго.
В ночной тишине в комнате щёлкнул мессенджер. Василий взвыл бы опять, но вовремя вспомнил, что в ванной хорошая слышимость. Он сдержался.
По паркету зацокали когти. Из коридора, с лежанки пришёл сонный Волк, зевнул и встряхнулся, а потом с вопросом посмотрел на хозяина.
Василий купил его на птичьем рынке три года назад. Крупный серый щенок с толстыми лапами обещал вырасти в большого пса — то, что надо. «Влчак, чистокровный, — божился хозяин. — Внеплановая вязка».
Волк с тех пор ещё немного подрос, а вот его лапы — нет. Маска на морде потемнела, и белые брови смешно выделялись на ней, как две точки, поставленные кистью. К тому времени, как стало ясно, что среди предков Волка явно затесалась такса, Василий уже не представлял, что мог завести какую-то другую собаку.
Мессенджер щёлкнул опять.
Василий набрал воздуха в грудь и решился.
— Гулять! — громко сказал он и махнул рукой. — Всё, Волк, идём гулять! Потом уволюсь к чёрту.
Волк радостно поскакал в коридор.
Они спустились по тёмной лестнице, пропахшей котлетами и борщами (Василий с досадой вспомнил, что второй день сидит только на кофе). Обошли дом, перешли дорогу, где в этот час не было машин, и оказались у старого школьного сада.
Волк, натягивая поводок, обнюхивал чужие метки на яблонях и ставил свои. Василий, спрятав руки в карманах толстовки, брёл за ним. Он изо всех сил пытался думать только о прохладном воздухе, о жёлтых листьях и падалице, и о том, как ветки качаются у фонаря...
Телефон пиликнул. Василий достал его — даже руки затряслись от злости — и отключил оповещения. Но он уже успел увидеть краем глаза: «...я на тебя рассчитываю, сделай и на сегодня свободен, только подготовь отчёт к утреннему собранию».
— Волк, — окликнул он. — А хочешь в парк?
Волк хотел.
Парк находился прямо за школой, и Василий затруднялся подсчитать, сколько раз прогуливал там уроки в своё время. Волк, спущенный с поводка, то уносился вдаль по длинной аллее, то, вывалив язык, летел обратно, делал круг и опять убегал. Василий брёл, пиная каштаны, и в уме составлял сообщение, которое напишет, когда вернётся. Вежливое, но твёрдое. Без жалоб, и чтобы сразу было понятно, что Василий ценит своё время, в отличие от некоторых. Да, твёрдое, и, главное, вежливое сообщение.
Он и сам не мог бы объяснить, зачем свернул в заброшенную часть парка. Там почти не горели фонари, и хотя район был хороший — старый, спокойный район, — а всё-таки ночью сюда бы ходить не стоило.
Под кроссовками хрустело битое стекло. Деревья ещё разрослись с тех пор, как Василий бывал здесь в последний раз. Ветки нависали над дорожкой. Тонкая берёза, надломившись, преграждала путь — то ли её повредила буря, то ли кто-то помог.
А площадка с горкой была совсем такой же, как Василий помнил. Разве что от лавочек теперь остались одни ножки, и одного из трёх петушков, качающихся на толстых пружинах, пригнули к земле. И жёлтая горка-труба казалась меньше, ниже, но так всегда кажется, когда вырастаешь и возвращаешься туда, где давно не был.
Здесь даже горел фонарь. Он мигал, когда дул ветер, и иногда потухал надолго. Тогда становилось видно, как ярко светит луна.
Василий прислонился к горке спиной, поднял лицо к небу и закрыл глаза. Они, когда сбегали с уроков, чаще всего сидели именно здесь, на спинках лавочек. Одну даже сами сломали, нечаянно. Старая доска не выдержала их веса.
Они были лучшими друзьями с первого класса: Пашка-Шпрот (кличку он получил из-за неудачного случая с бутербродом и масляного пятна в тетради), Макар (на самом деле Олег Макаров) и Василий, которого называли Щёткой.
«Что это у тебя за щётка на голове?» — однажды возмущённо спросила Ида Павловна, классная руководительница. Много ли нужно, чтобы прилипло прозвище, особенно если у тебя фамилия Щетинин? Вася даже дрался с одноклассниками, но с Щёткой ничего поделать не смог. В конце концов даже Паша с Олегом начали звать его так. Он у них, скорее всего, до сих пор так подписан в телефонах.