- Куда ж ты, чертяка, прешь! - замахнулась на него грязной тряпкой уборщица. - Помыто! Аль не видишь?
Осман Петрович, даром что ректор, доктор наук, профессор и лауреат бесчисленных премий и наград, был бессилен против этой злобной толстухи в синем халате, каждое утро оккупировавшей его кабинет. Тетя Нина была таким же бессменным атрибутом административного корпуса, как и древние советские украшения ректорского кабинета, засохший фикус в кадке и портрет Сикорского на стене. Все усилия Османа Петровича были тщетны. Уборщицу загадочным образом не могли или не хотели увольнять... Впрочем, с утра 31 октября у ректора были заботы поважнее, чем хамоватая тетя Нина. Накануне ему сообщили об экстренном собрании ученого совета университета из-за очередного скандала с молоденькой студенткой. Увы, Осман Петрович ничего не мог поделать со своим буйным темпераментом. А тут еще так некстати КРУ нагрянуло.
- Проходите, прошу вас! - угодливо распахнул он дверь кабинета перед проверяющими. - Катенька, приготовь нам кофе. Или вы желаете чай?
- Обойдемся без любезностей, - грозно сдвинула брови тощая, как спичка, ревизор и поправила очки. - Нам нужны материалы по всем проектам, которые финансировались из госбюджета, за последние пять лет. А также финансовая отчетность по спецфонду.
- Помилуйте! - воскликнул Осман Петрович, ослабляя на себе галстук. - Опять? Полгода назад проверяли.
- Поступила жалоба. Надо разобраться, - солидно ответил толстяк, являющий собой странный контраст с высушенной коллегой.
- Да знаем мы эти жалобы, - безнадежно махнул рукой ректор. - Катенька вас проводит. Нам нечего скрывать.
Когда за проверяющими захлопнулась дверь, Осман Петрович откинулся на кресле и уставился в заплаканное осенним дождем окно. Ему как раз было что скрывать. Махинации с земельным фондом университета, незаконные застройки, заграничные командировки с прелестной Катенькой, премии себе любимому, служебная квартира и машина для любовницы и верной подельницы... А вот и звонок от нее. Осман Петрович вздохнул и слепо тыкнул пальцем в экран дорогущего седьмого айфона. Да-да, богатые тоже... грустят.
- Козел! Это правда?!? Опять взялся за старое! - завопила Жанна в трубку. - Со студентками спишь!
- Солнышко, ты все не так поняла... - заикнулся было ректор.
- Ё...тый придурок! Там видео! Старый козел! Звезда ютуба!
- Ириша уже не студентка... - растерянно пробормотал Осман Петрович, ошарашенный известием о видео. - Без пяти минут аспирантка... И вообще, это монтаж!
- Ах, Ириша! - трубка зловеще замолчала, и ректор тяжело сглотнул. - Тебе конец. Я твои дела покрывать перед КРУ не буду. А передачки в тюрьму тебе Иришка будет носить! Будь ты проклят, старый хрыч!
- Жанна, подожди!.. - но седьмой айфон затих могильной тишиной.
Сердце остро и тонко кольнуло, и мужчина отодвинул от себя чашку свежезаваренного крепкого кофе. Какая нервная у него работа... Надо будет на зимние каникулы съездить в Трускавец, подлечиться, а в Китай с рабочим визитом потом как-нибудь... Телефон тихо тренькул, и Осман Петрович схватился за него, выдохнув с надеждой:
- Жанна, солнышко...
- Пап, это я... - в обычно наглом голосе сына слышались испуганные нотки. - Меня тут в обезьянник замели, штука косых - и я на свободе... Ты же подъедешь?
- Некогда мне! - рявкнул мужчина. - Сам разбирайся!
- Ну па-а-ап, - заканючил Жека, но Осман Петрович уже нажал на отбой и в сердцах бросил телефон на стол, да так неудачно, что по экрану зазмеилась трещина.
Что за день такой... Нет, пожалуй, стоит уйти на больничный... Или лучше в командировку?
- Осман Петрович, к вам помощник Луцкого.
- Пускай, - посветлел лицом ректор, предвкушая щедрые откупные. Господин Луцкий, ушлый кандидат в депутаты горсовета, не скупился на подачки родному вузу в преддверии избирательной кампании, а значит, можно было смотаться в отделение полиции и выручить непутевого сыночка, пока бывшая не начала обрывать провода и скандалить...
Осман Петрович чрезвычайно обрадовался удачному разрешению хотя бы части своих бед, поэтому потерял бдительность. Его не насторожил ни новый помощник Луцкого, ни озвученные вслух сумма подношений и условия. А потом на запястьях защелкнулись наручники, а в лицо тыкнули красной книжечкой удостоверения.
- Вы задержаны при получении взятки за...
Перед глазами все поплыло. В сердце впилась тупая игла боли. Осман Петрович рухнул на кресло, не чуя под собой ног...
А очнулся от боли в правом подреберье. Острая шпилька женского сапожка уперлась ему в бок, голая девица подпрыгнула у него на спине и заорала над ухом:
- Шевели копытами! Опаздываем!
Сердце и не билось вовсе... иначе от увиденного оно разорвалось бы... Осман Петрович летел. Летел над ночным городом, рассекая воздушный поток в образе самого настоящего черта с копытами и хвостом, вопреки существующим законом мироздания и законам аэродинамики в частности. Почему-то последнее казалось ему особенно обидным, словно ожил в нем тот прежний наивный юноша, увлеченный небом и самолетами. Но не может черт летать, крыльев нет, двигателя нет... Однако летел же! Летел, подгоняемый сумасшедшей наездницей, лавируя в потоке и закладывая виражи, ежесекундно умирая от восторга и ужаса необъяснимого полета, забывая даже дышать...
- Быстрей! Быстрей! Чтоб им пусто было! Выдумали тоже, Хуллоуин какой-то!
- Хэллоуин, - хрюкнул ректор, но тут же взвыл от боли в скрученном ухе.
- Это кто тут вякнул? Хуллоуин - и точка! Гони давай! Взяли моду, в такую холодину слеты устраивать! Вот неймется бабке, все молодится!
Ведьма пришпорила несчастного, уходя в крутое пике и опасно ныряя под провода ЛЭП, а потом дернула его за волосы и взмыла вверх.
Летели долго, Осман Петрович уже из сил выбиваться начал, но тут замаячила впереди она. Лысая гора. Они успели вовремя, ровно к началу ведьмовского шабаша. После полета в ночном небе ректором овладела странная решимость, как в нелепом сне, когда размывается грань реальности. Раз это сон, то чего бояться? Ведьма соскочила с него, погрозила пальцем, приказала сидеть тихо, но Осман Петрович вошел в раж и попытался ущипнуть голую красотку за попу, за что мигом огреб острыми ногтями по морде. Чертовка встряхнула длинными волосами, шлепнула себя по пышной груди и отправилась к костру.