- Привет, Андрюш, - сказала мама, обнимая сына прямо с порога. – Заходи, заходи давай. Какими судьбами?
- Привет, мам. Как вы тут?
- Да как мы? Живём, слава Богу, не болеем.
- Что не болеете – это хорошо. Я тут слышал, вы ремонт в зале собрались делать?
- Эт кто тебе сказал-то? Не уж то отец? Ты по этому приехал? Помогать?
- Ну а что в этом такого? Ты же знаешь, как он не любит всю эту мороку.
- Вот же медведь ленивый! Вот я ему устрою! Лишь бы на других дела перекинуть!
- Мам, не ругайся, - сказал Андрей с улыбкой. – Чего ты ещё ждала от отставного прапорщика?
- И то верно, - женщина махнула рукой.
Андрей прошёл в комнату, где уже начали ремонт – местами были содраны обои, которые наклеивались друг на друга уже слоёв, наверное, в семь.
- Что это ты решила ободрать?
- Да вон, соседка, всё говорит, мол, обои лучше держаться будут.
Ностальгически улыбнувшись, сын отодрал небольшой торчащий клок верхнего слоя.
- Я помню эти обои, - сказал он, указывая на второй слой. – Мам, помнишь, я ещё посоветовал их купить?
- Да! Как же! Мы ещё с отцом на полмагазина собачились, а ты своим тоненьким голоском сказал «Мам, смотри, какие классные!»
- Не такой уж у меня был и тоненький голос – засмеялся Андрей с наигранной обидой.
- Сколько ж тебе тогда было? Господи, ума совсем нет, - женщина уставилась на сына. - Нет, ты в школу ещё не ходил. Наверное, лет шесть, не больше.
- Странно. Обои помню, а в каком возрасте это было – нет. Ели так подумать – вроде только вчера мы их клеили.
- И не говори, Андрюш… - женщина взяла длинный нож, и уже собралась возвращаться на стремянку, как её удержал Андрей
- Мам, ну куда ж ты? Поставь мне своего фирменного чайку, а пошкрябаю я сам.
Андрей засучил рукава на своей новой рубашке и, взяв нож, прыгнул на стремянку.
Затвердевшая бумага отлетала очень легко. Лишь самые нижние слои никак не хотели отлипать от неровно штукатуреной стены. Вскоре с кухни засвистел чайник, и в комнату с кружкой вошла мама. Андрей сделал осторожный глоток и поставил кружку на подоконник – он как раз работал около него.
- А вот эти обои я почему-то вообще не помню, - сказал Андрей, снимая третий слой.
- Да где же тебе их помнить – ты маленький совсем был. Хотя рисовать на них любил до жути. Вот эта стена, – указала она на уже очищенную, - вообще вся была ручками и карандашами изрисована.
- А я вот не помню, чтобы меня за это ругали.
- Да тебя и не ругали. Обои не жалко было. Отец твой откуда-то по халяве урвал их. Да и поклеили их понарошку, думали, годок, два провисят, если не отвалятся – поклеим другие. А получилось, что я забеременела, тебя родила, а там уже не до обоев.
- А у этих какая история? – Андрей указал на следующий слой – белые обои с красными розами.
- А. Эти. Первые обои, которые мы с отцом сами купили. Помню премию, вроде ему большую выдали. Я и давай его пилить, чего как в бункере с облупившимися стенами. Как ни странно, он согласился тут же, я даже расстроилась, что не пришлось уговаривать.
- Папа? Сразу согласился? Что-то не верится.
- И правильно. Уже спустя месяца два я узнала, что он себе с той премии нож купил, а меня обоями задобрил – женщина мило улыбнулась.
- Тот самый нож, который у него в машине сейчас лежит?
- Да. Он просто с юности ещё неровно ко всему острому дышит.
- А эти вообще какие-то унылые, – на глаза попался кусок следующего слоя.
- О да! Свекровушка моя, помню, нам их отдала.
- Баб Люся?
- Да. Баб Люся. Приехала она первый раз после нашего переезда к нам в гости. А она страсть как была против нашего переезда. Всё настаивала, чтобы у них жили. Так вот, приезжает она и прямо с порога заявляет, что у нас как-то неуютно, представляешь?
- Мам, - ехидно заулыбался Андрей, - когда ты к нам с Леной приехала, ты тоже была весьма недовольна.
- Андрюш, ну сам пойми. Свекровь, которая не привередничает – плохая свекровь. А у вас мне сразу понравилось. И Лена твоя такую чистоту поддерживает, что у меня никогда не было. Ты только ей не говори, а то вообразит о себе невесть чего, расслабится, обленится.
- Хорошо, передам, что ты опять её ругала.
- Ты уж совсем меня Бабой-Ягой не делай, - женщина добродушно улыбалась. Андрей то и дело ходил к подоконнику глотнуть чаю.
- А эти – женщина сама указала на следующий слой, - тут были уже, когда мы приехали. Не знаю, мне они всегда нравились. Было в них что-то… не знаю… близкое что ли.
- Ты про эти? – Андрей поднял с пола содранный лоскут. На нём были изображены коричневые узоры под дерево.
- Ага. Помню, только в дом зашли, кода ещё смотрели, Твой отец, увидев эти стены тут же сказал «Надо будет ещё баню построить!».
- Она у нас настолько старая?
- Какой там! Баню он начал строить только после того, как ты родился. Раньше всё не до того было.
Андрей уже заканчивал обдирать со стен обои. Рядом с косяком, где получилось оголить бетон, красовался рисунок чёрной краской. Рукой ребёнка нарисованный какой-то человечек, а рядом имя, выведенное неаккуратным почерком «Коля». Женщина дотронулась рукой до рисунка.
- Хм… Мне кажется мужика, который нам продавал дом, как раз Николаем звали. Надо у Фёдора спросить, как вернётся.
Сделав последний большой глоток чая, Андрей, будто что-то вспомнив, спросил.
- Мам, а вы же вроде вот только стены переклеивали. Чего это вдруг опять решили?
Женщина, долго молчала, оглядывая комнату, словно проверяя качество проделанной работы.
- Ну а что нам ещё делать, Андрюш? – спросила она спокойно с какой-то странной улыбкой. – Мы уже пожилые люди, оба на пенсии. Ругаться и собачиться за сорок лет уже надоедает. Да и ты уже давно от нас уехал. А мы с отцом по тебе скучаем. Хоть созваниваемся, хоть ты приезжаешь, а всё равно скучаем. Обои ещё эти постоянно напоминают о тебе почему-то.
- Думаешь, с новыми обоями, меньше скучать будете?
- Нет, конечно. Теперь, когда ты приехал помогать, мы, наверное, будем помнить, что ты рядом. А от этого стариковское сердце только радуется.