Ревность (и немного любви)

Ревность (и немного любви)

Скрипнули половицы, зажужжали молнии. Сапог, сапог, теперь длинный звук — снимает пальто. Я поднялся и направился к двери в коридор, но у самой двери замер — за шелестом пакетов послышался чужой голос. Чужой бас.

Сердце тут же выдало все 130 ударов в минуту.

Показалось, что даже донесся слабый запах какого-то одеколона… Тут же помимо воли предстал перед взглядом его обладатель: высок, мускулист, волевой подбородок, конечно, женщины такое любят. Лживые существа. Вот и она: нет, вы посмотрите! Наверное, дождется, пока я выйду, и начнется: ну ты же все понимаешь, милый, я тут хозяйка, и не тебе указывать, кого я могу приводить и зачем.

Зачем я вообще с ней связался? Зачем?

Разговор в коридоре стал громче. О, смеётся. Ну все, дело плохо. Раз он может её рассмешить, значит, мне пора проваливать.

А как хорошо начиналось! Я прошёл к окну, присел на подоконник и стал смотреть, как десятью этажами ниже наша безумная соседка выгуливает шесть собак. Гав-гав. Гав-гав-гав. Никогда не понимал, зачем их заводят, пока Алёнка при мне не пояснила подружке:

— Бедняжка, она такая одинокая!

Ну вот, видно, и со мной так же. Подобрали, как вон ту маленькую пискляво тявкающую псину; отмыли, определили место — живи, развлекай, утешай в минуты печали, а не в своё дело не лезь. И не лез ведь! Занимался своими делами, а вечерами мы валялись вместе на кровати, смотрели сериалы, она меня обнимала, утыкалась носом куда-то за ухо — и что, и где это всё?

Наверняка его зовут Артемий! Её бывшего так звали. Красивое имя, экзотичнее моего, плебейского. Вася. Василий. Убожество. Как и я сам, одна нога до сих пор хромает, характер скверный, ни черта не нордический.

— Вася! Спишь?

Открываю дверь, выхожу в коридор. Двухметровый воняющий одеколоном тип, едва взглянув на меня, откланивается, а на меня таращится какое-то незнакомое существо, почти полностью спрятавшись за Алёну.

— До свидания, Пётр Васильевич, привет супруге передавайте! Вася, ну наконец-то ты вышел!

— Кого ты притащила в дом, безумная женщина? — существо всё прячется за её длинной юбкой, только ухо торчит.

Алёнка медленно закрывает замок морщинистыми пальцами, потом поворачивается:

— А это — Мурка…. Сосед наш у подвала нашёл, замерзала там. Ты уж её не обижай… Ну, Мурка, познакомься с Васей!

Мы таращимся друг на друга с опаской. Потом Алёнка, стуча палочкой, идёт на кухню, насыпает корм в мою миску, и Мурка все-таки срывается со своего места и бежит за ней — маленькая, грациозная, пушистая, как Алёнкины клубки с вязаньем. Я, ощущая некоторое смятение чувств, бегу за ней.