Рифейские горы

Часть 45

Ушёл он ещё ночью. Двинулся по знакомой тропе в сторону реки, но не стал мочить ноги, повернул ещё раньше, пересёк поле, вспаханное с осени, рыхлая земля с сочными хрупкими ростками озимых затягивала ноги по щиколотки. За полем началась небольшая берёзовая рощица, а вот что будет дальше, Кэйдар не знал, он вообще плохо представлял себе эти места. Решил для себя одно: главное – двигаться вперёд, подальше от посёлка, как можно дальше от усадьбы царя. От его ненавистного сыночка Дайвиса. Надеялся: пока ночь, убраться подальше, желательно, в горы. Шёл в темноте, считай, на ощупь. Почувствовав под ногами протоптанную тропинку, решил идти по ней. И шёл до тех пор, пока тропа не увела его к скалам.

Светало, когда Кэйдар, поднявшись вверх по склону, огляделся кругом. Глянул и залюбовался невольно.

Селение аранов осталось далеко внизу, в предрассветных сумерках смутно проглядывали крытые соломой крыши. Лента реки, гладкая, подёрнутая туманной дымкой, еле различалась, её заслоняли фиолетово-чёрные ели. А над всем этим возвышались горы, их острые силуэты казались в полумраке плоскими, лишёнными объёма. Высокие, до самого неба, близкие, нависающие над чашей обжитой людьми долины. Поневоле поверишь, что весь мир сосредоточен в этой долине, а за горами жизни нет, и нет других людей, нет других племён. Но они есть! Там осталась вся жизнь, которую с рождения знал и любил Кэйдар. Там осталось всё, что было дорого ему. А здесь каждый день, им прожитый, – настоящая пытка. От всего воротит: от людей этих, от их придирок и насмешек, от побоев и унижения.

Где это видано, чтобы он, любивший жизнь и все те радости, которые она давала, просил Создателя о смерти? Сам искал смерти для себя?

Это всё варвары эти проклятые виноваты! Они и сама жизнь, которой они живут.

Всё! Всё, пора идти. Хватит любоваться.

Привычным движением проверив рукоятку ножа за поясом, Кэйдар перестегнул посвободнее застёжку плаща. Двинулся дальше.

Тропинка вела вперёд за собой. Бросать её не хотелось, уж больно удобной она казалась. Интересно, и куда она приведёт?

Кэйдар шёл быстрым шагом, торопился как мог. Споткнулся о корень, чуть не падая, неловко наступил на левую ногу. Разорванные в прошлом году связки снова разболелись. Этого ещё не хватало!

Сразу же вспомнились слова Лила: «Хромота и боль на всю жизнь останутся.» О да! Это точно! На всю жизнь! Особенно, если жизни тебе отмеряно всего двадцать восемь.

На этот раз Кэйдар настроился по-серьёзному. Либо выбраться, либо погибнуть. Сейчас он шёл не с голыми руками. У него был нож. Достаточно длинный и острый, чтоб им можно было убить кого угодно. Не арана, так себя.

А что? Неплохая мысль, кстати! Кэйдар аж рассмеялся, смехом своим спугнул с дерева сойку. Птица со встревоженным стрекотом сорвалась прочь, Кэйдар даже не глянул в ту сторону.

Да, убить себя – это тоже выход. Вспомни сам, виэлийка Ирида именно так пыталась избавиться от тебя и твоего внимания. Ну, раз уж даже ей хватило на это решимости, то и ты справишься. Один точный удар в живот, со всей силы. Или броситься? Да, так должно быть проще. Пырнуть себя самому – это ещё надо постараться, так, чтоб наверняка, хотя так и так ещё промучаешься сколько, пока умрёшь.

Поросший корявыми дубками склон постепенно начал снижаться, и тропинка бежала вниз. Всё больше попадались камни, а деревья становились всё тоньше и ниже. Лес сходил на нет. Редели деревья, и сквозь них проглядывала зазеленевшая луговина.

Это же те места, куда они с Лидасом гоняли хозяйских коров. Только добираться приходилось по-другому, поэтому и места казались чужими, незнакомыми.

Луг на юге оканчивался пустошью, там почти сплошь камень, и крошечная равнинка, постепенно возвышаясь, переходит в настоящие скалы. А это как раз то, что тебе нужно.

Нога болела всё сильнее, хромота мешала, и сама боль. А ведь надо поторапливаться. Скоро солнце взойдёт. Хозяйки по дворам подоят своих коров, и народ погонит скотину на выгон. А тебе нельзя попадаться на глаза. Нельзя!

Вот они, старые болячки, когда сказываются.

Времени было уже к полудню, солнце палило нещадно, несмотря на середину апреля. Ровная земля и сравнительно лёгкая дорога давно остались позади. Кэйдар пробирался через скалы.

Склоны двух высоких гор, с заснеженными вершинами, вминались друг в друга, образуя узкую ложбину, стиснутую с обеих сторон. Кэйдар устал уже порядком, но всё равно упорно продолжал идти вперёд, даже ни разу не остановился, не присел отдохнуть. Ковылял на подгибающихся от усталости ногах, чувствуя, что та резаная кинжальная рана в левом боку снова начала кровоточить. Проклятье! Вот уж точно говорят: если неприятности, то все разом.

Она же постоянно тебя донимает. Полтора месяца прошло, всё никак зажить не может. Воспаляется и болит. Потом начнёт, вроде, затягиваться – и снова. Стоит повернуться неловко или как тогда, когда Дайвис пинал прямо по ней. Нарочно метил, гад, будто точно знал.

А раньше, помнишь? На тебе всё в момент заживало. Вайдарская стрела, пущенная в спину, чуть не насквозь прошла, и ведь ничего! Выкарабкался. Уже через месяц на охоту начал выезжать. Вот Лил всё удивлялся.

А теперь? Эта жалкая царапина, и та покоя не даёт. И боли головные постоянно. Иной раз смотришь, смотришь, а всё вокруг вдруг – раз! – и в черноту проваливается. Как если бы ослеп разом. Моргаешь-моргаешь, трёшь кулаками – бесполезно. Пока само не пройдёт. И, главное, бывает неожиданно или если наклонишься резко. А ещё когда зуботычину от кого-нибудь пропустишь.