Рисунки на песке

1. Вера. Знакомство.

— Лизка, собирайся быстрее! Сколько можно прихорашиваться, ты и так самая ослепительная девчонка на всём побережье, — специально отвешиваю я комплимент, чтобы более эффективно поторопить свою подругу, ту ещё копушу. Мы идём на ночную дискотеку, здесь, недалеко от гостиницы, прямо на пляже, и уже опоздали к началу, а Лиза всё не может собраться.

— Лиз, сейчас всех нормальных парней разберут, достанутся тебе одни синие неудачники, — я пускаю в ход второй аргумент, потому что стоять у дверей номера без дела уже надоело.

— Вера, ещё чуть-чуть, — откликается наконец из ванной моя неспешная подруженция. — Причёску доделываю.

Ох уж эта Лизка, выпендрёжница, всё время вытворяет что-то со своими волосами.

— Ты там вавилонскую башню, что ли, сооружаешь? — со смехом спрашиваю я, чуть-чуть завидуя её густой каштановой шевелюре, и смотрюсь в зеркало, разглядывая свои мелированные тонюсенькие пряди. Я не стала заморачиваться и просто выпрямила их, небрежно уложив и зафиксировав лаком. Получилось не очень изысканно, но вполне мило и симпатично. Главное, что мне самой нравится. Я поправляю сбившуюся с плеча укороченную чёрно-белую футболку и одёргиваю джинсовую юбку с потёртостями. На улице жарко даже ночью, поэтому такой наряд вполне оправдан и подходит к ситуации, не на светский ужин же идём, а на шумную пляжную вечеринку.

Мы с Лизкой приехали в этот курортный город несколько дней назад, успели ленивыми морскими котиками поваляться на пляже и вдоволь накупаться в ласковых волнах, и теперь решили выйти в свет, людей посмотреть, себя показать. Вернее, Лиза решила, она спит и видит, как бы захомутать в свои сети самого симпатичного и обязательно успешного парня, чтоб потом красиво обломать, а мне и одной неплохо. Тьфу… Опять вру себе. Да я отчаянно нуждаюсь в любви, до сдавленного крика, до пульсирующей пустоты где-то в груди! Мне хочется, чтоб меня обнимали, прижимали, шептали на ухо влюблённый вздор… Любили, по-настоящему, от всей души, не за что-то, а просто потому, что я есть. Но в моей жизни получается всегда наоборот. Я вон из кожи лезу, сгорая от своих чувств, а на том конце провода холодное равнодушие и короткие гудки… Опять. Снова и снова…

— А вот и я, — наконец, выплывает из-за двери Лизавета. Я выпутываюсь из своих невесёлых мыслей, присвистываю и поражаюсь её высокой причёской, струящимся длинным платьем и туфлями на высоких шпильках.

— Да, не зря старалась, выглядишь отпадно. Только ты спаришься в этом своём наряде, и ноги натрёшь на каблучищах, — предупреждаю я, выразительно качая в воздухе своими белыми кроссовками, но Лиза только отмахивается. — Ладно, давай, бежим. Пора, светская моя львица!

Лизка тормозит, еле передвигая ногами, и старается идти модной ровной походкой от бедра, а я уже добежала до лифта и жду её, добродушно посмеиваясь. Двери кабины вдруг шумно открываются, заставляя меня отскочить в сторону, и оттуда вываливаются двое молодых мужчин.

Первый держится увереннее, несмотря на весёлый блеск серо-голубых глаз, и, откинув со лба светлые пряди волос, останавливается, чтоб перевести дух. Его товарищ, высокий и наверняка тяжёлый, пьян гораздо сильнее и без зазрения совести висит на дружеском плече, все равно неустойчиво пошатываясь. Свое состояние, впрочем, парня нисколько не смущает, являясь, кажется, привычным, и он заплетающимся языком азартно толкует про американский кризис времён Великой депрессии. Я мельком удивляюсь теме беседы, вернее, монолога, а мутный взгляд карих глаз алкаша вдруг начинает блуждать по мне, и он, оборвав себя на полуслове, расплывается в странной улыбке.

— А ты знаешь, — старательно изучает меня, видимо, пытаясь придать картинке чёткости, но пьяный мозг не справляется, поэтому взгляд незнакомца останавливается где-то в районе моей груди, а улыбка становится ещё шире, — знаешь, что капитализму скоро пиздец? Я вот против любого государства! А ты?

Я слегка теряюсь от неожиданности, но киваю и даже отвечаю, сражённая наповал мыслями и резким напором мужчины:

— Нет, я с вами не согласна.

— У тебя свои взгляды? Это… Это хорошо, что имеешь своё мнение. Слушай, а…

— Марк, пошли давай. Чё я тебя тяну как осла… Извините, — обращается ко мне его спутник, наигранно вздыхает и тащит Марка дальше, но тот упирается, оборачивается и просит громким шёпотом:

— Антох, Антох, классная девчонка, ты смотри, разбирается… Давай зови её к нам, мы с ней потолкуем. Да?

Он прибавляет громкости, но тут наконец возле меня появляется Лизка, берёт под руку и решительно заводит в лифт, не давая продолжить увлекательный разговор, и я слышу, как пьяный Марк говорит с разочарованием:

— Ушла… Да и похеру. Антон! Давай ещё бухнем, а?

Лизка нажимает на кнопку первого этажа и качает головой:

— Беда с этими парнями. Он вот сейчас придёт в номер и в лучшем случае завалится спать, а в худшем будет полночи обниматься с белым другом. А всё туда же, девчонку ему подавай. Эй, Вер, не глупи, ладно?

— Да, я понимаю, о чём ты. Но я давно уже не наивная дурочка, чтоб поверить в то, что этот Марк зовёт меня к себе только лишь для разговоров о великой депрессии, — пожимаю плечами и продолжаю, спускаясь по широкой лестнице из ракушечника. — Но согласись, Лиз, тема интересная, необычная даже. Мало кто в наше время интересуется историей.

— Так мало, — недоверчиво хмыкает Лиза, — что набралось вас, любителей истории, на целый факультет с кучей кафедр.

Я порываюсь объяснить разницу между пьяным парнем, с упоением толкующим об Америке двадцатых годов, и студентом-историком, коих я повидала немало, но мы уже подходим к пляжу, где вовсю надрывается световое и звуковое оборудование, и мой голос тонет в этом грохоте. Сотни человек трясут здесь своими потными тушками, трутся друг о друга, пьют и развлекаются. Лиза бессовестно бросает меня и упархивает на танцпол. Я осматриваюсь, нахожу местечко у бара, покупаю лёгкий коктейль и медленно потягиваю его через трубочку. Представляю себя героиней бразильского сериала, что пьёт кокосовое молоко на побережье, и в голос смеюсь. Каких только картинок не всплывёт перед глазами от безделья.