Родившийся старым

Родившийся старым

Он был как не от мира сего. Когда он родился, то не заплакал; ему было семь месяцев, и глаза этого новорождённого, лежащего в 1-ой городской больнице, были самыми равнодушными, самыми безразличными, самыми апатичными в мире. Ему было всего несколько минут от роду, но он уже устал от жизни, не понимая, для чего он здесь, на планете Земля — что его ждёт, какова миссия?

В детском садике все дети играли в мяч — все, кроме него; сидя за столом и рисуя цветными карандашами что-то своё, он не мог взять в толк все эти телодвижения, всё это движение. Ему нравилось заниматься тем, чем он занимался сейчас; ему были неинтересны окружающие.

Судьба, однако, словно нарочно толкала его в самую гущу событий, в целый водоворот происшествий — так, именно на его долю выпало новшество в виде изменённой, усложнённой школьной программы, с новыми учебниками и заумными текстами в них — близко не родня букварям советской эпохи, где всё предельно просто, ясно и понятно. Первый раз в первый класс пойти оказалось нелегко; ничего подобного «в игровой форме» для лучшего усвоения не было.

Первопроходцем он стал и в университете — именно при нём перестали выдавать учебники, практикуя среди студентов делать ксерокопии с них.

На работе было примерно то же самое: стенды в книжном магазине сто лет простояли у стены; но именно тогда, когда устроился туда он, некоторые из стендов вдруг решили переставить в центр зала. Он был очень этим недоволен, потому что любил стабильность, и не любил что-то менять — да ещё так часто.

Ему было тяжело к чему-либо привыкать: едва он приучился к обычному домашнему телефону, как появился кнопочный; только появились мобильные — пришлось приспосабливаться и к ним. Что уж говорить о смартфонах, у которых кнопок нет вовсе? И всё это — за сравнительно небольшой промежуток времени, с конца 90-ых до середины 10-ых. Кассетные видеомагнитофоны и аудиомагнитофоны сменились на DVD-проигрыватели, CD-плееры; кинескопные компьютеры были заменены на компьютеры с плоским дисплеем. Диски — на флэш-карты; съёмные жёсткие диски, пылесосы, ездящие сами по себе... Голова шла кругом, он ничего не успевал.

Он был в шоке, что бабушки в автобусе шустрее его орудуют в смартфонах; было стыдно, что они — как рыбы в воде, как в своей тарелке. Быстро учатся для своих лет, тогда как он в свои тридцать с небольшим едва-едва осваивает новые технологии. Возможно, одной из причин подобного было то, что он родился в нищей семье; он знал, что такое нуждаться, знал, что такое недоедать и ходить в обносках с чужого плеча, ибо хорошая шуба стоит как полугодичная зарплата, а брать кредит, а за ним ещё один, чтобы закрыть предыдущий — ну такое.

И смотрел он на этих счастливых, жизнерадостных бабушек, и ворчал от недоумения:

— Вам-то на кой эти «кирпичи» с гаджетами? Вы всё равно уже, не сегодня-завтра... Одной ногой в могиле! Когда ж вы уже сдохнете?

«Странно, что им ещё что-то интересно в этой жизни; уже лет под девяносто, а такое ощущение, точно они решили жить вечность. Перед смертью не надышишься...».

Ещё больше он дивился, когда сам, кряхтя, поднимался на четвёртый этаж, с гудящими ногами, тогда как бабушки эти, как метеоры, сновали с пятого на первый, и обратно, без одышки, бодрячком.

— Откуда в них столько прыти? Чем они питаются? Как на батарейках «Duracell»... Или энергетики пьют?

«Энергетики? В их-то возрасте? Это же колоссальный удар по печени даже для молодых!».

Да, он не любил людей: не только этих безобидных старушек, но и личностей помладше. Пуще же всего он ненавидел детей, ибо одна такая многодетная семья жила прямо над ним, и дети эти, точно пропеллеры, носились без остановки, без передышки, ещё и отчаянно визжа при этом.

«Господи, когда же вы уже остановитесь? Хоть на пять минут! Желательно, навсегда...».

Он оглянулся назад, в своё прошлое, и не мог припомнить, чтобы он, будучи в их возрасте, вёл себя так же. Определённо, нет: предоставленный самому себе, пока родитель на работе, он проводил свой досуг за рисованием, за чтением книг, за просмотром телевизора. Не было такого, чтобы он носился по квартире от окна к окну, будто ужаленный. Да, он рос спокойным ребёнком.

Сверстники не любили его за то, что он отлично учился — они считали, что он просто пытается выделиться. Однако ему действительно нравилось грызть гранит науки (в особенности гуманитарной). С превеликим удовольствием он читал энциклопедии и собирал гербарий. Одиноко гулял в палисаднике, воображая себя Робинзоном Крузо из любимой книжки. Может, он — больной?

— Вам действительно нравится бывать одному? — Спросил психолог.

— Да. — Ответил он. — Мне прекрасно без людей. Я человек творческий; меня наполняет то, чем я занимаюсь в свободное время, а именно: пишу книги, сочиняю музыку, рисую, леплю. Для интеллектуала-интеллигента одиночество не приговор.

«Я ненавижу машины, особенно их выхлопные газы — лучше пройдусь пешком там, где это возможно, а в автобус или такси сяду, только если имеется острая необходимость, если я спешу...».

Дети постучали в дверь и даже поцарапали её. Они всегда так делают; противные, противные дети. Они его бесят и раздражают. Он, будучи ребёнком, так не поступал; не занимался порчей чужого имущества.

«Дети, дети... Отчего их так любят? Души не чают...».