Роман с Дьяволом

Глава 1. Рок-н-ролл и куртизанки

Алекс

Голова гудела жутко. Где-то на задворках сознания, весьма смутно, всплывали воспоминания минувшей ночи:

Клуб «Поющие сирены».

Любимый коньяк «Courvoisier». Тот, что по 300 баксов за один фигурный пузырь. Но одним вчера явно не обошлось. Глухой шум в голове — прямое тому доказательство.

Кривя лицо в болезненной гримасе, попытался повернуть шею. Острая боль пронзила самый центр воспалённого, ещё не проснувшегося, мозга и вынудила застонать в голос.

Запустив пальцы в слегка влажные волосы, со всей силой сжал их у основания, и, хрустя шейными позвонками, медленно склонил голову набок.

Провёл языком по пересохшим губам, и тут же заметался взглядом по комнате в поисках, хотя бы глотка, воды. Коробки от уничтоженной пиццы, пустая тара от выпитого алкоголя, одноразовая посуда, использованные презервативы, разбросанные по всему периметру шмотки… Всё что угодно, но только не вода.

Резким рывком отодрал себя от — излишне мягкого — дивана и тут же понял опрометчивость поспешного действия. Комната качнулась, вынуждая вернуться в исходную позицию.

— С-с-сука! Вот на хрена было столько в себя вливать?

Судорожно провёл влажными ладонями от высокого лба к лёгкой небритости на щеках, ощущая мелкую испарину. На достаточно моложавом для реального возраста лице, особо выделялись губы: правильно очерченные, с каким-то таинственно застывшим лукавством.

Но подобная мягкость — это всего лишь напускной шарм. Тот самый, что так коварно затягивает в расставленные сети необъяснимого магнетического обаяния. А потом — так же безжалостно — вышвыривает на берег безысходности и отчаяния.

Да. Это тот самый тип мужчин, для которого нет пьедестала с распределением мест. Он не будет никогда волочиться у кого-то за спиной, довольствуясь вторыми ролями.

Он — Александр Романов. Первый и единственный. Всегда и во всём. Слишком красив. Слишком амбициозен. Слишком высокомерен. Всего слишком, чтобы размениваться на незначительные мелочи или, не дай Бог, уступать.

В глубине его тёмных, словно плещущихся ночною мглою, глаз таилось столько ненависти и скрытой неприязни ко всему миру, что хватило бы на дюжину отъявленных отморозков. Острые скулы только подчёркивали прямой нос и волевой подбородок. Тёмные волосы, с изящно спадающей на лоб прядью, ровно подстрижены, лишний раз демонстрируя чрезмерную напыщенность и педантизм.

Рядом заворочалось какое-то полуобнажённое тело. Сощурив один глаз, пытаюсь вспомнить имя барышни, боевой раскрас которой нещадно потёк, ознаменовав траурные рюши под весьма выразительными глазами. Только марша соответствующего и не хватало.

Девица смотрела на меня таким же удивлённым взглядом и в её расширенных зрачках, бегущей строкой, читалось: «Хелп ми вспомнить, как я здесь оказалась».

А что я? Самому бы хоть что-то вспомнить. Мгновение и, чуть поодаль, заворочалось ещё одно тело. Кривя опухшие губы и нещадно сминая складки на лбу, свожу брови к переносице, пытаясь рассмотреть источник движения.

— Твою же мать! Две? Серьёзно? Спинным мозгом чувствовал, что эти «Поющие сирены» не доведут меня до добра. И ведь не ошибся.

Дрожащими руками потянулся к — выцепленной взглядом — смятой рубашке, видимо, в порыве бурной страсти, брошенной у изголовья дивана. Сука!

Пока непослушные пальцы нащупывали долбаные пуговицы, эти две размалёванные пигалицы, нестройным дуэтом, лепетали что-то несвязное, параллельно предъявляя какие-то претензии.

«Совсем эти бабы обнаглели. Страх потеряли», — проносится шальная мысль и тут же, словно спасение, моя «труба» начинает надрывно орать голосом незабвенного Фредди Меркьюри:

«Show must go o-o-o-on…»

Вот только понять бы ещё, откуда именно этот звук доносится.

Пышногрудая шатенка, кривя губы в наглой усмешке, потянулась к карману брошенного на полу клочка ткани — гордо именуемого платьем. И что вы думаете? Выволокла оттуда мой гаджет!

— Какого хера?! Как он оказался у тебя? — прорычал злобно, сводя брови к переносице. — Повторяю для особо глухих! Как?! Он! Оказался! У тебя!

Шатенка, часто мотая головой, попыталась обозначить свою непричастность к недоразумению, надавив на жалость невинным взглядом. Вот только не учла она одного — подобная манипуляция сработает на ком угодно, но только не на мне.

Девица же, быстро сообразив, что ситуация не типичная и вариант «невинная овечка» не прокатит — перешла к операции «ну ты чего, я же пошутила».

Вот только мне было вовсе не до смеха и «ночная бабочка», вскочив на ноги, приняла позицию обороны:

— Эй-эй-эй, фраер! Попридержи коней! — завопила, уже резко сменившая образ, дерзко нахохленная пигалица, размахивая новеньким айфоном перед своим вздёрнутым носом.

— Ты, между прочим, сам мне его вчера подарил, — шипела она, скаля свои выбеленные до зеркального блеска зубы.

Взбешённый до глубины души столь дерзким заявлением, я приблизился к девице вплотную и навис над ней грозовой тучей. Склонив голову набок и растягивая губы в кривой, наигранно дьявольской усмешке, ехидно прорычал:

— Слушай сюда, подруга. Ты берега-то не путай. Какое на хрен «подарил»? — грудная клетка дёрнулась от короткого злорадного смешка. — Ты кто? Персонал! Обслуживающий. Обслужила и гуляй. Поняла?

На изогнутых от гримасы, некогда красиво очерченных губах, заиграла пылающая сарказмом злоба. От столь усмиряющей дерзости, девушка нервозно повела плечами. Обнажённое тело обдало волной леденящего холода, вынуждая поёжиться, от, сковывающего в смирении, страха.

— Ну и сволочь же ты, — шипела с придыханием. — Вчера нам тут в уши наливал, что у тебя бабла немерено, а сегодня уже переобулся.

— Моё бабло — это только моё бабло! Вы то здесь причём? — голос звучал на столько глубоко глухо, словно молвил не человек, а истинное исчадие ада.

— Телефон отдала! Живо!