Рождение дракона

1. Огненные крылья

«Когда опадают цветы, новые бутоны познают жизнь в сердцевине созревающих плодов».

Они всегда появлялись на закате, словно порождаемые последними лучами заходящего солнца. Летели низко, едва не цепляясь отяжелевшими животами за верхушки деревьев – и лишь у самой Чаши, резко взмахнув крыльями, с поразительным изяществом взмывали ввысь – прекрасные, сверкающие, свободные!..

Чтобы чуть погодя опавшими цветами спуститься к застывшему голубому оку чистейшей воды.

Похожие на корни дерева тунг когти скрежетали, царапая вековые камни, и алые крылья складывались вдоль тела набрякшими складками мокрого полотна, после чего Небесные матери застывали, склонив головы на грудь, прикрыв кожистыми веками похожие на раскаленные угли глаза. Их долгий полет наконец-то заканчивался, и цель их жизни была достигнута, так что, как брачный наряд с приходом сезона дождей, сползала с них их неземная красота, и усталостью наполнялись некогда изящные тела, и осенними листьями сыпалась на дно блестящая чешуя, и с тихим шипением покидала ноздри сама жизнь…

А собравшиеся по краям Чаши дуараны смотрели, как уносятся ветром истончившиеся обрывки их пламенеющих крыльев.

Ни одна из матерей не переживет следующую ночь – созданные для ветра и облаков, наполненные лишь воздухом и безумием неустанного полета, на земле эти хрупкие тела разваливались под собственной тяжестью, и по одному, по две они будут падать вниз, точно созревшие плоды дерева тунг, готовые принести семена новой жизни. От удара о воду ссохшаяся шкура лопнет и разорвется тонкой кожицей, после чего в мгновение ока бесполезное тело скроется под покровом высвободившихся личинок, обращая тихое озеро в кипящий котел.

Их будут сотни, тысячи – маленьких, пучеглазых, хищных, способных обглодать взрослую дуарану меньше чем за пару вдохов! – и на несколько мгновений вода окрасится алым, и последние обрывки великолепных крыльев будут разорваны на множество кусочков!.. – после чего зеленое око Чаши вновь застынет без движения, терпеливо дожидаясь следующего краткого цветения.

И будут дуараны, возжелавшие потомства, приходить сюда, и поплывут они на утлых лодчонках из священного дерева, и глава семьи опустит в воду кончик окровавленного хвоста, оставляя за собой подношение духам и приманку для изголодавшегося детеныша. У самых старых матриархов хвостов не оставалось и в помине – вцепившегося малыша следовало отрезать вместе с куском его законной добычи, дабы плоть семьи стала его плотью, дабы зажглась в похожих на черные жемчужины глазах искра разума, дабы готовые развернуться крылья стали ловкими пальцами тонких рук, и встала новая дуарана, и взяла в руки кожаную плеть и ядовитое копье, и принесла племени обильную добычу.

А оставшиеся в Чаше, затаившиеся у дна и не угодившие на зуб плотоядным соплеменницам – когда-нибудь вырастут, взберутся, цепляясь когтями, на самый край каменной Чаши и, корчась в мучительном пламени перерождения, наконец-то получат шелестящие крылья из тысячи тысяч алых чешуек. Оставив кровавую юность позади, сбросив тяготящие оковы земного существования, они поднимутся в свой кажущийся вечный полет над облаками, в царство разреженного воздуха и дневных звезд, видимых даже в яркий полдень. Питаясь воздушным планктоном – унесенными ветрами насекомыми, в изобилии населявшими дождевые леса – эти грациозные создания будут в течение долгих лет бороздить воздушные просторы, ни разу не спустившись на землю, не коснувшись ее даже кончиком когтя: безмолвные и равнодушные, они будут пить непролившиеся дожди, и редко-редко мелькнут их алые крылья на границе видимости, у самой нижней кромки туч – чтобы вновь исчезнуть в сероватой дымке, а проводившие их взглядом дуараны ритуально вскинут руки, лишенные перепонок, поднимут сложенные чашами ладони: летите выше, матери! Летите выше!..

У них будет своя жизнь, отличная от жизни сестер, оставшихся внизу. Когда избранные племенами малютки начнут учиться выращивать древесные дома и петь цветам, умоляя их даровать несколько драгоценных капель яда – крылатые будут танцевать в закручивающихся потоках воздуха над Великим морем, где рождаются и умирают все дожди и грозы. Когда юные охотницы в совершенстве овладеют своими плетьми и сумеют стреножить добычу, не переломав ей хрупкие коленчатые ноги – беспечные летуньи будут парить над Мировым Хребтом, с чем-то наподобие смутного любопытства пробуя разреженный воздух и причудливых горных насекомых, ломавшихся на языке подобно зернам хрусталя. Когда же, ощутив приближение старости, дуарана вернется к Чаше и безмолвно исчезнет в ее глубоких водах – Небесная мать все еще будет мерно взмахивать крыльями в заоблачной вышине, накапливая в теле силы и энергию для последнего и самого важного путешествия.

…Оно позовет ее внезапно, когда солнечные часы отсчитают нужное время, и глухие инстинкты поднимутся волной, поворачивая вечную странницу к местам, где когда-то она появилась на свет. Ей не понадобится карта, ей не нужен будет проводник – из глубин памяти поднимется рисунок звезд и положение светил в тот день, когда она впервые расправила крылья, так что, отяжелевшая и едва не касающаяся брюхом деревьев, она вернется к началу начал, к истоку новых рождений…

Дабы ее истлевающее тело до конца исполнило свой долг и рассыпалось сияющими осколками.

Дабы продолжалась жизнь в разбросанных по джунглям деревнях дуаранов.

Дабы пришел день – и новый дракон поднялся в небеса в лучах ослепительного солнца.