Рождение зла

Глава 1.

Горе застилало разум, а слезы глаза. Упершись лбом и рыдая в корни старого дуба, Азгиб вдыхал влажность мха витавшую вокруг, но не обычную, дурманящую.

Прошел час или уже второй, а боль в груди казалась столь же адской какой как была, и он не заметил аккуратно стягивающиеся на лодыжках зеленые путы. Одернувшись и протерев глаза, мужчина ощутил, что шипы зеленых пут, уже обвившиеся чуть выше потертой обуви, стали царапать его ноги. Быстро схватив их руками, он попытался освободиться, но прежде, чем успел что либо предпринять, заскользил с корней дуба, на которых сидел, куда-то ниже. Зашевелившись словно в жутких снах, они тоже стали расползаться в стороны разрешая лозе утаскивать пленника в образовавшуюся щель. Руки мужчины становились все менее послушными, а голова тяжелела от дурмана в воздухе. Будто пожирая, дерево медленно волокло его куда-то в глубину, под землю.

Очнувшись после крепкого сна, Азгиб наперво ощупал глаза, дабы убедиться, что они действительно открыты и чернота вокруг не вызвана его слепотой. Не давая быстро вспомнить случившегося накануне, его разум занимала паника и любопытство к необычной обстановке. Дерево проглотило живого человека, и лишь поцарапав плющом, оставило живым в заточении с темнотой.

И лучик света не проникал в созданную корнями для него личную темницу, но вдруг, неподалеку раздался треск. Протянув руки вперед, он ощутил листву, что небольшим пучком ссыпалась под ноги, а затем торчащие повсюду корни, которые свисали сверху и местами задерживали еще больше листьев, замерев, будто в ожидании лишнего шороха, что бы упасть. Затем, хоть и с трудом, перебирая плющ и множество мелких корней окутывающих все вокруг, Азгиб достал до стен. В стороне, откуда доносился звук, по скользкому мху и гнилым листьям, словно земляной червяк, он протиснуться вперед. Узкий лаз вывел к тусклому свету и надежде на выход, а разорвав последнюю ограждающую паутину, Азгиб узрел зал.

Торчащая из расщелины голова мужчины созерцала, что-то схожее с адом. Все было таким, каким описывали его рассказы бабушки в детских сказках. Огромная пещера с потрескавшимися глинистыми стенами по окружности была освещена тусклым светом редких огоньков извергающихся из лавы, протекающей медленными ручьями среди каменных насыпей, а в центре, у потолка, еще менее ярким светом витающих светлячков. Насыпи как горы устремлялись вверх своими блестящими вершинами, а некоторые своими пиками расплавленных руд, отражали друг в друге множество ярких цветов огня. Опоясывающее их пламя, местами то утихало, то поднималось, пытаясь языками ухватиться за края уступов облицованных расплавленными металлами, как океанические киты дышало парами после попадающей в нее грязи. Наверное, сама земля подпитывала огонь, постоянно сбрасывая через отверстия в потолке сухие ветки, камни и прочий мусор. По окружности зала в стенах, грелись поросшие корнями земляные коконы, размерами в два роста среднего мужчины. Они, грея бока в здешней атмосфере, выпирали из стен лишь частично, возможно еще скрывая свои истинные габариты.

Спустя какое-то время земля стала плавно смещаться, за Азгибом в норе ручейками потекла вода и пройдя под животом привела в движение грязь. Четно было долго держаться за мокрые корни на неустойчивой поверхности, и он неизбежно шлепнулся в внутрь этого страшного места. Все корни этой части пещеры пришли в еще большее движение и земля постепенно смещаясь, сдвинула ближайшую лавовую речушку, поднимая часть берега, создавая очередной пик на котором застывали расплавленные руды, местами еще стекающие по каменистых склонах. Спотыкаясь и часто падая, Азгиб бежал вдоль стены, из которой выполз. По тропе огибающей ободом все помещение, он добрался до небольшой дыры схожей с той, через которую и попал сюда. Она, как и прошлая, так же вела немного верх и переполненная корнями еще не изрыгала влажную грязь. Паника и желание выбраться на волю заставили человека попытаться ползти, но тут он ухватился за обточенный кусок дерева, который оказался такой знакомый и удобно лег в руке. Тут же, откинувшись на спину Азгиб не спеша распутал его, после чего прижал к груди и унесся в воспоминания того времени когда еще совсем маленький сын, бегал по двору, размахивая таким же деревянным мечем. Улыбка жены с дочкой на руках, как и отчетливо вспомнившийся ее наполненный солнцем взгляд, заставили слезы опять намочить это лицо. Сердце мужчины разрывалось в череде картинок всплывающих в голове, а пещера почувствовала вибрацию человеческого голоса, точнее крика наполненного болью утраты.

***

Первым в глаза бросался узор медвежьей головы, немного заслоняющийся седой бородой, что на груди у сияющих доспехов старца. Он с высоко поднятой головой и небольшой улыбкой вьехал в распростертые ворота на белом жеребце. Следом за главным ратником порог переступили два сотника, командующие первой сотней, его подручные и доверенные, Азгиб и Покров. Кольчуга сотников, как и остальной армии не была столь броской в отличие от пяти ратников, вершины иерархии в Северной крепости, города расположенного на севере человеческих равнин. Так же как все, воины вволю возможностей украшали кто, как может, местами уже ржавые кольчуги, тканью с эмблемой города, рукавами, плащами, жилетками. Так и на старших, словно под музыку восторженных криков приветствия горожан, развивались плащи с медвежьей головой. Армия победителей, после вчера закончившейся войны с гигантами, входила в город, сотня за сотней. Но хотя у каждого сотника не осталось того количества воинов, да и многие не на свих ногах, все равно армия защитников восстановит свою численность, тогда сотни снова будут сотнями и оправдывать свое громкое название. Город встречал своих героев серыми флагами, крышами полными людей и грядущим праздником.

Еще когда-то укрепление, а сейчас город с названием Северная крепость был третьим по величине, и стерегущий рубежи на землях населенных людьми от врагов с севера. Величественный, сидевший на одной стороне скалы, словно на троне. Его