Кажется, у меня совсем не было детства. Почему кажется? Его и не было.
Кровать и тумбочка — единственные две вещи, которые принадлежали мне и только мне. Впрочем, об этом знала только я. Потому что Нэнси частенько переворачивала все вверх дном, чтобы лишь только посмотреть, что я прячу за скрипящей, поцарапанной коричневой дверцей. Ничего такого найти она все равно бы не смогла. Да и сроду у меня не было ничего ценного, того, что я могла бы оберегать словно зеницу ока.
Детский дом, куда я попала сразу после рождения, хранил отпечатки сотен разрушенных мечт и наивных трогательных душ. Здесь, в моем доме, не было места ни ласки, ни любви. И хотя воспитательницы старались обеспечить нас всем необходимым и относились к нам как к детям, радости от пребывания в этом холодном и мрачном особняке никогда не было. Или, быть может, просто не у меня.
Вышагивая каждый день по длинным коридорам, я невольно опускала взгляд в пол и не поднимала глаз, пока не входила в классную комнату.
Миссис Эванс сдвигала крохотные круглые очки на кончик носа и улыбалась. Одна из немногих, она любила свою работу и любила нас, брошенных и забытых детей. Затем поворачивалась ко мне и скрипела старым, сухим и надтреснутым голосом:
— А-а, мисс Одвэйл, проходите. Сейчас подыщем вам новое место.
Каждый день мне приходилось менять место за партой. Я побывала практически за всеми из сорока двух штук. Я меняла соседей как перчатки. Каждый день смотрела в лицо «нового» человека. И делала это совсем не по собственному желанию и не из личной выгоды.
— Мисс Дурашка, — передразнила меня Нэнси, и девчонки, полукругом сидевшие вокруг нее, преданно захихикали. — Мы найдем вам, — продолжала девочка, — новое место! Где-нибудь подальше отсюда… Может, в Лондоне? Говорят, там много детских домов. Наверняка, один приютит мисс Дурашку.
— Перестань, — брезгливо поморщился Арнольд.
На мгновение я замерла, приподнимая голову. Арнольд Скайт всегда мне нравился. Даже пять лет назад, когда был нескладным прыщавым мальчишкой. От него всегда исходила такая волна оптимизма, что мне хотелось петь, танцевать или по крайней мере улыбаться ему в ответ.
— Все знают, что ведьм отправляют в закрытые учреждения.
Нэнси Прескотт кокетливо улыбнулась и поправила прядь светлых волос.
— В Хогвартс? — хихикнула она.
Арнольд издал лающий смешок.
— В психиатрическую клинику!
Я почувствовала, как кровь стремительно приливает к лицу. Нет, он этого не сказал! Мне просто почудилось, вот и все. Но умом я понимала: Арнольд Скайт все же выбрал сторону в этом маленьком, но очень жестоком конфликте. Почему бы и нет?
Нэнси Прескотт появилась в нашем доме всего пять лет тому назад. Ее родители погибли тогда вместе с ее младшей сестрой; других родственников у нее не осталось, и до совершеннолетия она стала нашей головной болью. У нее была ладная осанка, светлые волосы, мечтательные серые глаза. Не удивительно, что она нравилась Арнольду.
Но как же, как же страшно не нравилась она мне!
Миссис Эванс наконец определилась с местом и указала мне на среднюю парту во втором ряду. На нетвердых ногах я отправилась, куда было сказано.
Здесь, ровно посередине, на меня смотрели тридцать девять пар глаз. Я стряхнула из-за уха густую прядь медно-рыжих волос и укрылась от взглядов справа. Учебники и канцелярию доставала молча и медленно, не желая стать посмешищем в очередной раз.
Нэнси и ее свита приглушенно переговаривалась, но я сделала вид, что не слышу их слов. Но Арнольд — как он мог? Мы всегда разговаривали в коридоре, мне нравилась его полуулыбка, а он хвалил необычный цвет моих волос. Когда он выбрал Нэнси, а не нашу дружбу? А быть может, не было никакой дружбы вовсе. И он просто подбирался поближе, чтобы нанести сокрушительный удар. Что ж, у него это превосходно получилось.
После окончания уроков я всегда прогуливалась в одну и ту же кондитерскую, где заказывала яблочный пирог с шариком мятного мороженого.
Весь путь от дома до кафе меня преследовало странное чувство: на меня смотрят. Не то чтобы я не привыкла к излишнему вниманию, но это ощущение отличалось от прочих. Пару раз я даже огляделась: никого. Серые, будничные люди шли мимо меня безликим потоком. Кто-то разговаривал по телефону, женщина в яркого цвета платье с кем-то агрессивно и напористо ругалась (ее голос слышали, я была уверена, все). Никто не смотрел на меня. Никто меня, более того, не замечал.
В кафе было малолюдно. Я уселась за столик и сделала заказ.
Напротив меня сидела высокая молодая женщина. Я бы и не обратила на нее никакого внимания, но она так пристально разглядывала меня, что я ответила ей сердитым и возмущенным взглядом.
Она легко улыбнулась и тут же перевела свой взгляд на книгу, которую держала все это время в руках.
— Ваш заказ, мисс Ева.
Передо мной возник официант с подносом, на котором аппетитно пах мой пирог, щедро сбавленный не одним, а двумя шариками мятного мороженого. Я подняла удивленный взгляд.
— Н-но Чарльз, я не смогу заплатить за два…
— Сегодня за счет заведения, — улыбнулся старик, поднимая руку в предупреждающем жесте. — Неужели вы забыли про свой собственный день рождения?
Я усмехнулась. Забыть про собственный день рождения? Такое могла сотворить только я, Ева Одвэйл. Но нет, не забыла. Просто не хотела вспоминать. Что изменилось, когда мне исполнилось семнадцать? Ничего. Абсолютно. Я не вспомнила, никто не вспомнил. Да, так просто.
— Нет, — неуверенно пробормотала я. — Я не знала…
Старик заговорщицки подмигнул мне.
— Да я же вижу, что забыли. А не стоит. Знаете почему?
Он наклонился ко мне, и до меня донесся слабый аромат его одеколона.
— Потому что в день рождения всегда происходят не совсем обычные вещи. Человек даже может узнать о себе что-то такое, о чем никогда не подозревал. И это знание может коренным образом перевернуть жизнь. Поверьте мне, я многое в этой жизни повидал. И никогда не перестану радоваться своему собственному дню рождения.
Я грустно улыбнулась.
— Спасибо, Чарльз. Но, правда, не стоит. Я не смогу ничего о себе узнать нового, потому что я и так все про себя знаю. Рыжие волосы, веснушки, зеленые глаза. Ведьма.
Последнее слово я буквально прошептала, и Чарльз его не расслышал.
— Не будьте столь наивны, мисс Ева. В этом мире столько чудесного. Наслаждайтесь своим пирогом, я подойду позже.
Возвращаясь домой, я по-прежнему ощущала на себе чей-то взгляд. Я перешла дорогу и побрела по улице, рассеянным взглядом следя, как загораются вечерние фонари. Не было совершенно никакого желания идти обратно туда, где тебя ждали только затем, чтобы поставить галочку напротив твоего имени и фамилии в графе «Вернулась с прогулки».
Я купила стаканчик кофе в забегаловке на углу и неспешно отпила глоток.
Что-то, все же, не так. Людской поток замедлился, заметно поредел.
Внезапно из темного переулка сильная рука дернула меня к себе. Я вскрикнула, когда горячий напиток пролился. И вскрикнула еще раз, когда незнакомец грубо швырнул меня в полутемный коридор кирпичных стен.
— Возьми, возьми сейчас же, — зазвучал требовательный голос.
Мне в руки засовывали что-то твердое и очень тяжелое. Но большим мое удивление было, когда я осознала, что голос принадлежал женщине.
— Храни ее как зеницу ока, — жадно шептала она. — Это единственное, что пробудит в тебе силу. А пока бери и уноси отсюда ноги, да поскорее.
Она огляделась из-под глубокого капюшона.
— Есть те, кому очень, очень захочется завладеть этим гримуаром. Ты никому, никому, слышишь, не должна давать ее! А теперь иди. Пока еще не поздно.
Та же рука схватила меня за плечо, круто развернула и вытолкнула на оживленную улицу. От испуга на меня накатила такая волна адреналина, что я, тяжело сорвавшись с места, побежала куда глаза глядят.
Только у ворот детского дома я остановилась. Переводя дыхание, я слышала гулкое биение собственного сердца. Оно прыгало в груди, стояло в горле, эхом — словно молот по наковальне — било в висках. Я нервно облизнулась и закрыла глаза.
Уже в комнате я достала из-под куртки вещь, которую вручила мне женщина. Это был небольшой, но увесистый томик с тисненой рубиново-фиолетовой обложкой. На титульной странице незнакомый мне язык, но уж точно не английский и даже не французский, витиеватой прописью обозначал, вероятнее всего, название книги. Страницы выглядели, на удивление, свежими и пахли, но не типографской краской, а летним солнечным лугом, ароматом букета полевых цветов, водой.
Подрагивая от возбуждения, я пролистала всю книжицу. Каждая страница была исписана убористым почерком на незнакомом мне языке. На некоторых были нарисованы странные картинки, диаграммы и символы. В самом конце книги был краткий справочник по гербологии, и этот справочник был единственным, представленным на английском.
Я начала читать, потеряв представление о времени, о том, где я нахожусь. К утру, невыспавшаяся и побледневшая, я захлопнула книгу и впервые за долгое время осмотрелась. Мой мир вдруг показался мне таким странным, необычным, неестественным. Но только на секунду.
Дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась Нэнси. Прямо за ней маячил Арнольд, и я вспомнила, как противно мне было вчера. Это было вчера.
— Мисс Дурашка никому-никому не сказала, что у нее вчера был день рождения, — ехидно протянула девочка. — А ведь мы приготовили подарок.
Арнольд Скайт дал отмашку, и в комнату вбежали двое мальчишек. Оба они держали поднос с тортом. Прежде чем я успела что-либо осознать, торт полетел в меня. Инстинктивно дернувшись, я заслонила лицо руками.
Руками с книгой.
Пока жидкий крем и влажные коржи сползали вниз под довольный гогот мальчишек, Нэнси Прескотт с легкостью выдернула книжку из моих рук.
— Что это тут у нас?
Она помахала книгой у меня перед носом. В голове прозвучал властный голос женщины: «Никому не отдавай». Я выпрыгнула из постели, точно внутри меня разогнулась пружина.
— Отдай немедленно, — прорычала я, сжимая кулаки.
Мальчишки, задорно взвизгнув, пулями вылетели прочь из комнаты.
— О, — протянула Нэнси, — так, значит, тебе хоть что-то дорого в этой жалкой комнатушке? Точно стоит взглянуть.
Девушка перевернула книгу, смахнула с нее остатки крема и раскрыла ее. Попыталась раскрыть, потому что у нее совсем ничего не вышло.
— Ты что, страницы заклеила? — пыхтя от напряжения, выдавила она.
— Конечно, — поддалась я, — чтобы такие дуры, как ты, не смогли сунуть свой нос не в свое дело.
Это прозвучало зло. Но когда они обо мне говорили что-то хорошее?
Нэнси демонстративно выпрямилась и прищурилась.
— Я заберу ее с собой, — медленно проговорила она. — Трофей.
— Отдай! — крикнула я. — По-хорошему.
— Я и не знала, что ты способна на что-то хорошее, — ухмыльнулась она. — Ведьма. Ведьма. Ведьма. Тебя бы давно сожгли на костре, жаль только, время неподходящее.
Я старалась. Я честно старалась быть хорошей.
Костяшки пальцев побелели от напряжения, и, когда я вдруг подумала, что легко смогу одолеть свой гнев, я бросилась на Нэнси. Я дергала за ее роскошные светлые волосы, я пыталась ударить ее ногой и даже, кажется, расцарапала ей щеку ногтями. Она выла и плакала, а затем стремительно вылетела в коридор. Расплата последовала незамедлительно.
Мисс Картер не отличалась благодушностью классных дам-наставниц, а потому разъяренной гарпией влетела в комнату. Я сидела на полу, прижимая к груди заветную книгу. Медленно и осторожно подняла взгляд.
В карих глазах мисс Картер пылал огонь ненависти.
Резким, но сильным рывком она поставила меня на ноги и за шиворот выволокла из комнаты в коридор, где зареванная Нэнси охотно пересказывала события последних пяти минут. Дети смотрели на меня с опаской, а некоторые с гневом и со злостью.
«Ненавидят», — скользнула дурацкая ранящая боль.
В кабинете мисс Картер жестким полотенцем оттерла остатки крема и коржа с моего лица. Посадила на стул, вернулась за стол и села в кресло.
Десять минут она смотрела на меня немигающим взглядом. Я совсем забыла, что мисс Картер не только была самой строгой наставницей, но и директором данного детского дома.
— Драка, — сухо промолвила она наконец и пожевала губами. — Драка в спальне с девочкой. Девочка с девочкой.
По ее голосу чувствовалось, что она не знает, какой факт из этих трех был наиболее вопиющим в ее практике.
— Позор. Я всегда считала тебя одной из лучших. Хотя бы за твой ум, за сообразительность, за то, что ты никогда, никогда не поддерживала эти «войнушки» между моими воспитанниками.
Она сложила руки «домиком» на столе.
— Я обязана принять меры. Сегодня я переведу тебя в Холлуэй. Там тебе объяснят, что к чему. Всего на сутки. В качестве предупреждения.
Холлуэй. Морозный холодок прошел от шеи по позвоночнику. Там, отдельно от прочих, жили дети с агрессивными наклонностями. Изредка, лишь изредка, ребенка оттуда переводили к нам, когда убеждались в его хорошем поведении. Попасть из главного корпуса в Холлуэй считалось… ужасным. Кошмарным. Позорным. Или просто непостижимым.
— Возьми с собой то, что посчитаешь нужным. Вот, эту книгу, например.
Она показала на томик у меня в руках.
— Хотя на твоем месте я бы оставила ее здесь. Целее будет.
Уходила я, потупив взор.
Дети шептались у меня за спиной.
В голове стучал приговор.
Ева Одвэйл идет в Холлуэй.
#52643 в Фэнтези
#5787 в Боевое фэнтези
#15058 в Попаданцы
#11829 в Попаданцы в другие миры
Отредактировано: 16.08.2019