Rue Jean-Lantier

Rue Jean-Lantier

Rue Jean-Lantier исчезла.

Об этом не писали в газетах, не озвучивали в новостях по телевидению и даже интернет благополучно забыл о свершившейся трагедии ровно через несколько часов. Свидетели молчали, полиция не искала, службы не спешили вносить ее имя в список пропавших без вести. Казалось, что всем наплевать, и это было оправдано.

Она жила приземистой жизнью, не выделялась среди других и приносила частичную, весьма сомнительную пользу своим существованием, ровно столько, чтобы можно было состроить жалостливую мину на похоронах, но не настолько, чтоб горевать о ее уходе. Родственницы не оплакивали ее, да и по правде сказать, им не было до этого времени. Суетливый и шумный Париж проглотил ее имя и, не подавившись, продолжил свою работу в привычном темпе.

— Равнодушие – благо для беженцев, — прокомментировала Марсель, как только до нее дошли слухи. Все вокруг только и делали, что вставали на сторону пропавшей или, наоборот, занимали точку зрения государства, будто гусеницы прилепившиеся к одному огромному листу и качающие его жирными тельцами из стороны в сторону. Одни кричали “надо искать, нельзя просто так оставлять это”, другие – “очередная показуха, пусть лучше реальными проблемами занимаются”. Что же кричала Марсель? А ничего я не делала.

Я стояла перед зеркалом, разглядывая оболочку, завернутую в чернильное пальто, и плакала. Каре цвета снега, очки в странноватой оправе, кружевной чокер. Под одеждами иссушенное, но молодое оружие – последняя пуля в барабане женской красоты, летальный исход для любителей skinny. Уверена, многие бы, засунув хоть часть меня в рот, выстрелили. Но пока никому не повезло этого сделать, отчего меня часто дразнили за излишнюю бережливость своего дула, за нежную, никем не тронутую рукоять и еще не разорвавшийся патрон.

Так я стояла с минуту, пока черные горькие слезы счастья стекали по пищеводу, а после, отставив пустую чашку, отвернулась от зеркала и вышла во двор.

Промокший холод, сбежав с берегов Сены, ехал на самокате по улицам. Он насвистывал свои грустные песни, стучал мерзлой пятерней по окнам, игрался с опавшей листвой, подбрасывая и сметая дорожную пыль. Проезжая мимо, он колыхнул мои волосы. Его студеные губы коснулись щек.

— Если бы кто-то был так же мил, как ты, — проговорила я, и он полетел дальше. Распутный, беспокойный мальчишка. Кого он любил, пока не стал ветром? Наверное, всех.

Сильнее укутавшись в пальто, я направилась вниз по улице, к набережной. Река засолила воздух, щекотала ноздри и будто отговаривала меня от столь глупой затеи.

— Тебе никогда не найти ее, — шептали ее воды бурлящим ворчливым потоком. Она, точно старая тетушка, прикованная к телевизору, пыталась обвить всех вокруг той же цепью. — Она пропала, ее больше не вернуть.

— Я и не собиралась ее возвращать, — сказала, витая в мыслях. — Только спросить, как ей удалось сбежать из Парижа.

И так, я отправилась на старое место, где раньше находилась Rue Jean-Lantier. Если у нее получилось бесследно скрыться, то повторить то же самое одной молоденькой худенькой девушке не составит трудности. Так я думала, пока не обнаружила место, куда пропадали все улицы. На Улицу мистера Перо.

Она вошла туда, глубоко затаив дыхание. Словно погружаясь под воду, она нырнула в приторный и тягучий, как мед, вечер. Перед ней расстелила свое бетонно-каменное нутро Улица, зашуршала обертками, заскрипела пустыми банками из-под пива и коктейлей, открыла двери всех домов и заморгала окнами. Молодежь стайками перебегала из одного клуба в другой. Некоторые задерживались на улице, пуская в небо сигаретный дым и кислые сплетни, другие – в одиночестве наблюдали закат, сидя на крышах, третьи от безделья сновали по бутикам в поисках чего-то нового.

Марсель, не веря своим глазам, двинулась вперед по улице. Rue Jean-Lantier правда изменилась. Прежний облик, пахнущий старыми временами и затхлой скукой, исчез, а на смену ему пришел новый, благоухающий молодой кровью и тягой к свершениям. Мечты пропитали местные стены. Фонари и стекла мелькали улыбками. Атмосфера всеобщего веселья захлестнула девушку и словно потащила за собой в пестрый, наполненный радостными красками, омут. Торопливо стуча каблуками по бордюру, Марсель шла навстречу неизвестному. Не зная куда, и позабыв зачем.

На секунду вспомнив о своей миссии, девушка пришла в себя и остановилась у витрины одного из бутиков. Сквозь стекло, она увидела мертвые безликие манекены, что стояли по ту сторону. Они смотрели друг на друга, их руки и ноги были по-разному повернуты, а рты открыты. Фигуры изображали диалог, и создавалось ощущение, что они вот-вот отомрут и продолжат беседу.

— Думаешь, вы похожи? — раздался мужской голос откуда-то издалека.

С другой стороны улицы, переходя дорогу, к ней размашистым шагом приближался незнакомый молодой человек. Каждый второй шаг знаменовался стуком трости о тротуарную плитку. Цилиндр с широкими полями, придурковатые очки. Одетый в шмотки лондонского денди из секондхенда, парень с каменным лицом приблизился к Марсель и взглянул на витрину.

— С чего ты взял?

— Ты смотришь на эти манекены так, будто смотришь в зеркало. У меня есть отличная притча на этот счет, — Он улыбнулся и продолжил говорить: — Одна ворона страдала всю свою жизнь. Ей приходилось жить в одиночестве, с трудом добывать еду, страшась хищников, выживать в диком, полном опасностей лесу. Даже сородичи, другие вороны, не принимали ее. Каркали на нее при встрече, клевали и гнали ее из стаи.

Он резко замолчал, словно ожидая реакции Марсель.

— Не удивительно. Белым воронам всегда труднее жилось.

Парень расхохотался, нервно постучал тростью и развернулся.

— Пойдем за мной, — сказал он. Все тем же широким, чудаковатым шагом он направился к перекрестку.