Русь

Русь

В дремучем-дремучем лесу на болоте домик стоял. Небольшой такой, но добротный, из дерева сколочен да на сваи поставлен, дабы под почвой топкой не ушел под воду. Наши все деревенские про этот дом знали, десятой дорогой его обходили, абы жила там сумасшедшая, которая ни языку человеческом не обучена, ни быту. Те, кому удавалось с ней повстречаться, поговаривали, что она на чудище лесное похожа: листва на голове, голос писклявый, нечеловеческий, а глаза красные, будто у самого дьявола. Боялись её, да детям еще с малычку рассказывали, что на болотах нечисть живет. А то поди утянет к себе, если хоть шаг в её владения ступишь.

Знал бы об этом Свят, никогда бы не повернул лошадь в ту сторону, а так не знал, повернул и возле этого самого дома остановился.

— Хозяева! Есть кто дома? — кричит громко путник.

Мгла вечерняя стоит, дальше трех шагов вперед не видно. Туман крадется по земле, а в тишине лягушки разговаривают, громко так, будто разумные.

Дверь в избушку с противным писклявым звуком отворяется. На порог девушка молодая выходит. Коса длинная, ниже пояса висит. Платье яркое до пят, белая рубашка ягодками вышита. В руках платок цветастый держит, повертела, на плечи хрупкие накинула и гостю улыбнулась:

— Я — хозяйка! И зачем тебе понадобилась, добр молодец?

И улыбается девчонка так, что ни один мужик мимо не пройдет, обязательно остановится, залюбуется красавицей.

— Переночевать пустите? Заблудился я, а тут болота кругом, дороги не найти.

Девушка руками о деревянное крыльцо облокотилась.

— Знаем, гость непрошеный, многие блукают тут по ночи. Оставайся уж, с солнышком я так и быть, тебе путь-дорожку и покажу.

— Благодарствую, хозяюшка, — ответил путник, легко спрыгивая с лошади на землю.

А девушка тем временем рукой на ближайшее дерево указала и скомандовала:

— Коня можешь вот сюда привязать, а сам заходи внутрь, я пока на стол накрою. Праздник как-никак. Гости у меня редко бывают.

Не обманула, накрыла, да еще какой! Были тут и утка запеченная, и каша в горшочках пахучая, и соленья домашние, даже квас и обычный домашний самогон — царь любого стола. Зашел мужчина в дом и сразу же в светлице небольшой очутился, полы ковриками ткаными устланы, на стенах пучки трав висят, сохнут, да кот чёрный на печке добела выбеленной спит. Учуял чужого, лениво глаз один синий открыл и закрыл сразу же, дальше спать продолжая.

— Эй, куда это руки свои грязные тянешь? — одёрнула хозяюшка гостя непрошеного, который как только стол накрытый заметил, так в руки и потянул, — иди сперва ополоснись с дороги в баньке. А я пока тут стол накрою.

— Так все ж готово.

— Мне лучше твоего знать, всё иль не всё. Марш руки мыть и умываться. Не пущу за стол грязного такого.

Сдался голодающий наш, пошел куда послали. Банька на улице оказалась. Как раз сбоку от избушки. Скособочившаяся крыша, покореженные стены. Тут и глупому было понятно, что мужской руки это хозяйство и вовсе не видало. Постоял, посмотрел на это Свят и решил отплатить девушке за ночлег, ремонтом хоть мелким завтра заняться: дыры там залатать, стены подпереть, а может, и дымоход подправить. Вон, покосился уже совсем.

Внутри, как ни странно, было лучше. Тут и вода в кадке на полу стояла, и простыни на стене висели. Да и натопил её кто-то до него, отчего пар по всей комнате разлился, согревая изнутри измождённое от долгой дороги тело. Как же умаялся наш путник по лесам да полям скакать. Душа так и требовала искупаться да отдохнуть на перине теплой.

— Ну что ж, попаримся…

Мысли с делом у Свята редко разнились. Вот и сейчас вернулся он в избушку, будто заново рожденный. Рубаха сменная поверх голого тела одета, штаны чистые, русые волосы от воды блестят да мылом травяным пахнут.

— А теперь кушать садись, а то остынет всё, — скомандовала девушка и сама присела на лавку застланную половичком, который сама же плела. Яркий такой, словно цветы по весне.

— Как вас хоть зовут, хозяюшка?

— Касимира, или просто Мира, а твоё имя?

— Святослав, Свят.

— Идет тебе оно. Красивое. Ну, угощайся. Что есть, тем и рады, — девушка взяла в руки вышивку и села рядом.

На некоторое время тихо стало в доме. Мужчина ел молча, пил в меру, да хозяйку рассматривал, так чтоб не смутить молодую девушку своим вниманием. Понравилась она ему. И чём дольше смотрел, тем больше нравилась. Шейка лебединая, бусами деревянными украшена, коса длинная — истинная гордость любой девушки, а глаза такие, будто не от мира сего. Синие-синие, глубокие, словно в колодезь смотришь. Можно оступиться и упасть. Не найдут тогда никогда, но зато умрешь счастливым.

Оторвалась от петелечек своих ровнёхоньких, глазками стрельнула, усмехнулась и снова лицо спрятала.

— Чего так смотришь жарко, молодец? — спрашивает ласково, — Неужто нравлюсь я тебе сильно?

А голос-то какой, аж кровь в жилах закипает. Может, то от выпитого или от баньки настолько горячо стало. Не впервые в жизни Святослав дело с девицами имел, той-гляди не малец уже давно, но вот такую впервые встретил. Говорит — словно к себе кличет, а в глазах укор и предупреждение, мол, не трожь, руки при себе держи.

Совладел Свят с собой, успокоился, поблагодарил за еду и питье, да и выбежал из избы, вроде как коня напоить, а на самом деле голову проветрить да мысли в порядок привести.

Долго он круги вокруг избы наматывал, а когда вернулся, то уже и луна на небе пост приняла. В избушке же свеча одна на столе горела, да жар от печи яркими красными огоньками отливал. Замер мужчина у входа, так как Мира на печи в одной рубахе сидела и волосы переплетала. Одни только голые щиколотки из-под длинной рубахи торчали и весело качались.