Русалочка и хромой

О том, как хромой встретил немую

-Дьявольщина, принца Эрика успели предупредить! – крикнул кто-то из своры, ворвавшейся в королевские покои. Взбудораженные люди, забрызганные кровью, рычали, словно дикие псы, позабыв о своем благородном происхождении – а многие из заговорщиков носили звучные титулы и по праву гордились древностью своих родов.

К сегодняшней ночи они готовились давно, воображая, как расправятся с наследником королевского рода – слишком слаб он был, слишком юн, слишком красив для того, чтобы не вызывать искушение уничтожить, убить, растерзать. Принца Эрика любили женщины, но любили недолго: его высочество отличался непостоянством и не щадил чувства красавиц, все время находясь в отрешенном поиске чего-то нового, неизведанного в любви. Мужчины же, в большинстве своем, ненавидели Эрика,  безошибочно чувствуя в нем скрытую порочность, избыточно сладострастную для этого северного края – он унаследовал ее от матери, принцессы южных кровей.

И вот пришел тот час, когда власть в королевстве могла перемениться раз и навсегда, перейдя из рук последнего наследника старой династии к новому королю, лишенному таких опасных свойств, как мечтательность и любвеобильность.  Достойных в Далии было полно, но лучшим из лучших считался Леф Желтобородый, родившийся среди ледников дальней гористой провинции. Именно вокруг него решили объединиться недовольные, чтобы раз и навсегда покончить с жеманным и поэтическим двором принца Эрика, проводящим свое время в легкомысленных увеселениях. Ночи над столицей в ту пору были светлы, как день - из-за фейерверков и прочих огненных забав, грозящих истощить казну.

Особенно принц любил морские прогулки, и старые северные боги как-то явили свою волю, наслав на королевский корабль шторм, во время которого Эрик едва не погиб. Однако затем его нашли на берегу залива, живого и здорового.  Переменчивые боги отчего-то позволили некому чуду уберечь принца от холодных волн Северного моря, и, следовательно, полагаться на одну лишь их милость не стоило.  

Но высшие силы продолжали благоволить юному наследнику.

-Спасся! Кто-то тайно увел его из дворца! – кричали в досаде заговорщики, безо всякой надежды обыскивая спальню принца, обставленную с большой роскошью.

-Ну что ж, - рассудительно отвечали им те, чьи головы не были разгорячены сверх меры. – Сбежавший принц – не принц более, а всего лишь трус. Добрые далийцы нипочем не захотят, чтобы ими правил настолько малодушный король, и не допустят его помазания.

Надо сказать, к тому времени и сам Леф, и многие из его близких соратников уже утомились от резни и кровопролития, оттого желали, чтобы на этом в ночном переполохе была поставлена точка. Знаком предводитель показал, что уходит, не видя ничего славного в том, чтобы разносить в пух и прах спальню принца-беглеца. Да и то рассудить: Леф получил все, что желал, и мог теперь отереть  кровь со своего меча.

Кое-кто последовал за ним сразу, на ходу выкрикивая поздравления и распевая песни, которые принято петь у костров после славной битвы. Но те из заговорщиков, кто не мог рассчитывать на особую выгоду от переворота в силу своей малой родовитости, остались, чтобы прихватить хоть что-то из королевских ценностей.

Был среди них и Ленне Кривой, молодой еще человек, заметно прихрамывавший из-за старой глубокой раны, изуродовавшей его правую ногу. Он не отличался особой жадностью, вел себя тихо, и, поговаривали, что на стороне Лефа-заговорщика  Ленне выступил лишь потому, что когда-то поклялся в верности роду Желтых Бород. Боев на долю Ленне, несмотря на его сравнительно молодые годы, выпало немало, и последние пару лет он отошел от шумных дел, арендуя дом на окраине столицы у некой пожилой вдовы, звавшейся Рутко. Когда бывшие приятели упрекали быт Ленне в  бесславной скромности и тишине, он ссылался на слабость здоровья, пошатнувшегося из-за увечий и, усмехаясь, говорил, будто ни на что более не годен.

Кто-то напомнил Лефу Желтобородому, что Ленне всегда показывал себя человеком рассудительным и верным, после чего заговорщик наведался в скромное обиталище хромого. Он говорил о клятве верности и о том, что настоящие солдаты уходят из строя лишь в объятья смерти, а уж никак не под крылышко старых вдов, как бы хорошо те ни стряпали. Ленне не оставалось ничего другого, как со вздохом поклониться своему господину, приняв от того не слишком-то увесистый кошель с золотом – старым верным солдатам не принято платить излишне щедро.

Об этом-то и размышлял невеселый Ленне, опираясь на узорчатый комод – боль в ноге донимала все сильнее. Так как ему предстоит сыграть важную роль в этой короткой истории, остановимся чуть подробнее на его внешности, ведь сообщать о герое лишь то, что он был молод и хром – непростительное упущение.

Итак, Ленне не исполнилось и тридцати лет, точного возраста своего он не знал, потому как родился в большой и бедной семье, где мать не всегда могла вспомнить, как нарекли того или иного сына, тем более, что все они были до крайности похожи друг на друга: невысокие, белобрысые и веснушчатые. До того, как охрометь, Ленне славился ловкостью – чуть косолапая походка верно указывала на редкую устойчивость, и иногда его, ради шутки, на спор просили пройти по натянутой между столбами веревке, что он с успехом и проделывал, приговаривая, мол, лучше бы ему странствовать с бродячим цирком, раз уж ничем другим он не занимается, получив место в королевских войсках.

Многие считали Ленне простаком из-за его открытого, курносого лица, да и образования он толком не получил, в чем признавался прямо, едва завидев перо и бумагу, или хуже того - книгу. Однако природный ум часто подсказывал ему решения, удивлявшие своей верностью даже видавших виды людей. Глаза у хромого были грустными и внимательными – верный признак человека, знавшего много разочарований, смирившегося, но все еще неравнодушного.