Sabbatum. Сенат

Вступление

- С Рождеством, дорогая! – Она протягивает мне подарочную коробку, обтянутую бархатом и перевязанную атласной ленточкой. Видно, что дорогой подарок и вряд ли ей по карману, но каким-то непостижимым образом она его купила. Даже не знаю, сколько потребовалось на него сил и денег.
- Мам, не стоило, - тяну я. Меня порой злит ее желание одаривать меня такими подарками, когда сама живет на крохи и довольствуется малым.
- Дорогая, я хочу дарить тебе только лучшее. Ведь я так тобой горжусь!
Мама не знает всей правды. Для нее я работаю в суде штата Юта, а моя сестра Дороти где-то пропадает и живет на сомнительный достаток, поэтому ей идут подарки попроще. Сегодня с нами Дороти не было. Может, оно и к лучшему. Хотя мама явно расстроена.
- Ну же, открывай! – Мама аж подпрыгивает от нетерпения. Я, вздохнув, надеваю на себя улыбку удовольствия и тяну за ленточку. Через пару мгновений моему взору предстает дорогая ручка Паркер с золотым пером.
- Ух ты! Спасибо!
- Представь, каково будет подписывать бумаги ею!
- Да. Точно. Ни у кого такой нет на работе. Спасибо, мама! – Я обнимаю ее, а сама думаю, что большие деньги потрачены зря. Паркер осядет на дне чемодана Архивариуса, и будет редко использоваться. Да и к чему она? Писать протоколы перед заключенными в Карцер? Мне и обычной хватит.
В этот момент по дому проносится мелодичный перезвон, имитирующий старинные часы. Мама тут же бежит открывать дверь, на ходу поправляя прическу. 
- Оливия, Дороти приехала! – Слышится радостный голос мамы из холла. Для нее - счастье видеть своих дочерей дома, для нас же быть рядом – испытание. Дороти – Химера из клана «Черных вдов», и мне представлять не хочется, чем она там занимается. Рано или поздно ее имя ляжет папкой на стол Архивариуса на очередное аутодафе.
Аутодафе… От этого слова теперь пробирает дрожь. Вспоминаю, как «горела» на последнем приговоре. Инквизитор Оденкирк своим даром эмпатии заставил всех присутствующих ощущать боль сжигаемой Химеры. Это был ад. Мне и остальным присутствующим Архиваруисам пришлось ходить на специальные курсы по отключению эмоций от воспоминаний – очень неприятные процедуры, которые так и не помогли. Было слишком сильное воздействие.
Это дело все никак не отпускает меня. Мои мысли все крутятся вокруг него. 

- Вы понимаете, что он уничтожит скоро нас всех? Он уже оживил Древних колдунов, которые видели раскол. Он хочет объединить всех Инициированных. Он хочет стать во главе всех.

Ее голос так и звенит в ушах до сих пор. Она называла имена Гроховски и Моргана, что они помогли ей сбежать из Карцера. Но дело в том, что это разнится с их показаниями под воздействием. Так кому мне верить? Естественно Архивариусам, а не какой-то сумасшедшей девчонке. 

- Вот увидите! Они уже среди нас. Морган уже начал осуществлять свой план…

- Черт! Я ноготь сломала! – Дороти, как всегда, врывается вихрем в комнату и нарушает ее спокойствие. Одета сестра вульгарно: красная мини-юбка, кожаный пиджак, ярко-накрашенные губы и ногти. Она кидается мне на шею, изображая счастье и радость встречи. – Оливия, сестренка, я так соскучилась! 
Натянуто улыбаясь, я принимаю ее в свои объятия, ощущая сильный восточный запах духов. Мама, ради которой мы друг друга терпим, смотрит на нас со слезами умиления на глазах. После чего всовывает Дороти подарок. Та тут же с вскриком вспоминает, что тоже привезла нам подарки, и убегает за пакетами. Я слышу шорох и возню в коридоре: сестра чего-то задевает и роняет, по-моему, это был зонт из подставки. И появляется, бурно щебеча о том, кому и где доставала подарки. Так всегда. Где Дороти - там куча шума и крика. Неугомонная! Поэтому от ее общества через пару минут у меня начинает болеть голова.
- Вот, мамуль, это тебе! – Она дает коробку маме. – Давай же открывай! – Но не выдерживает, пока мама распакует ее. – Ай! Я не могу! Ты так долго ее открываешь! Это новейший массажный аппарат! Отлично помогает при болях в шее!
Мама извлекает на свет что-то огромное и пластмассовое с кучей кнопок.
- Вот, смотри! – Дороти выдергивает аппарат из маминых рук, тыкает на какую-то кнопку - и техника оживает с громким неприятным звуком. Если честно, такой даже к себе подносить страшно, уж больно звук напоминает бор-машину у стоматолога.
- Спасибо тебе, милая! – Мама радостно забирает аппарат и обнимает Дороти.
- А что тебе Оливия подарила?
- Я подарила набор косметики. – Отвечаю я прежде, чем что-то скажет мама. По глазам сестры ничего понять нельзя. Но уверена, она быстро узнает, что за набор и какая фирма, и в скором времени у мамы появится другой набор средств по уходу за кожей порядком выше по цене, чем мой.
- Это для тебя. – Дороти протягивает мне подарок – длинная тяжелая коробочка. Что-то по ее натянутому тону меня настораживает.
- Спасибо. 
- Откроешь?
- Конечно же. – Я начинаю вскрывать подарок и моему взору предстает каминная зажигалка. Беру ее в руки и понимаю, что она из серебра, а на ручке вырезаны в ряд знаки Химер, Инквизиторов, Сената и красиво переплетённые луна и солнце. Всё ясно. Намек на то, что я сжигаю преступников. – Ты в своем стиле. Спасибо большое, Дороти.
- Зажигалка? Это зажигалка? Дороти! – Мама непонимающе и серьезно смотрит на сестру, как делала, когда сердилась на нас в детстве. – Что это за подарок? Зачем Оливии зажигалка?
- Успокойся, мама. Подарок просто замечательный. Ведь это же каминная зажигалка! – Я нажимаю на кнопку, и на конце с щелчком зажигается лепесток огня.
- Разве у тебя есть камин? – Мама изумленно поднимает бровь. Мой дом прост и не замысловат, без особого дизайнерского шика: минимум вещей и мебели. 
- Конечно. А если бы не было, ради такого подарка завела. – Я вру, глядя на маму, которая непонимающе вертит головой, но успокаивается. Она была у меня в гостях и сетовала, что дом слишком прост для меня и моей должности. «Ты живешь, как монашка». А мне много и не надо. По сути, дома не живу, лишь ночую иногда. Больше всего времени провожу в Сенате за любимой работой. 
- Спасибо, Дороти, чудесный подарок. Мой будет не столь изящный и дорогой, как твой. – Я передаю ей свою коробочку, в которой лежит набор ценных редких арома-масел. 
Дороти принимает, блеснув своим глянцевым маникюром, после чего посылает хитрый взгляд:
- Слышала, что у вас случай был один в суде… Я про пожар.
- Пожар? Господи боже! – Мама всплескивает руками, я же начинаю злиться на Дороти. 
- Да, был. Все в порядке, мама. Все здоровы. 
Этот случай на сожжении Анны Шуваловой-Савовой получил некоторую огласку. Еще бы! Не Химера, не сама подсудимая, а Инквизитор - один из лучших охотников на ведьм, тот, на счету у которого, более тридцати имен обвиненных - воздействовал даром на своих же. 
Да и причины слишком не понятны.
- Что случилось с «поджигателем»? – Дороти лукаво улыбается, теребя своими пальчиками сережку в ухе. Уж ей ли не знать поджигателя! Когда-то, когда меня еще не взяли на службу в Сенат, Оденкирк поймал Дороти за руку, и ей заслуженно дали несколько месяцев в Карцере и наказание общественными работами.
- Он получил достойное наказание. – Сама произношу и понимаю, что во мне злоба на Оденкирка. Хотя я не имею права на это чувство – всё по справедливости. Но я не удовлетворена. По мне, так Оденкирка пожалели за его заслуги перед миром Инициированных, а я бы его сожгла: сумасшедший Инквизитор, способный передавать чужую боль – это не смешно и не безобидно. Это опасно.
Вместо этого его Светоч выпрашивала провести расследование причин, вместо сожжения на костре, дать ему срок в Карцере и общественные работы. В итоге, Реджина Хелмак сделала невозможное: она уговорила Архивариусов на лечение Оденкирка, как смертного в психиатрической частной клинике. 

- Вы понимаете, что он лучший в своем деле? От него не ушла ни одна Химера!
- Мы понимаем, Реджина. Но не в наших интересах держать столь опасного Инициированного в своих рядах. Он совершил непростительный поступок. Это же был бунт против Сената!
- Это не бунт! У мистера Оденкирка долгие годы дар не развивался. Точнее, он у него вообще не развивался с появления на Начале! То, что случилось в Саббате, получилось случайно. Считайте это чудом. Такое резкое расширение дара на такое большое количество людей! Я думаю, это будет ему отличным подспорьем в делах для Сената.
- Неужели вы думаете, что мы его теперь подпустим к делам Инквизиции после такого?
- А разве у вас есть выбор?

Выбора у нас не было. Инквизиции уже не хватает. Многие Химеры словно с цепи сорвались, Карцер переполнен. Сенат не справляется. Некоторые суды совершаются без должного внимания. Терять в данный момент ценные кадры никто не хочет. Поэтому был закрытый суд над Рэйнольдом Оденкирком, на котором общим голосованием решено: на некоторое время не допускать до дел Инквизиции Рэйнольда Оденкирка с условием лечения в психиатрической клинике под патронажем Светочей Саббата и одного Архивариуса. После чего по прошествии лечения будет испытательной срок с решением допуска к делам или лишения лицензии Инквизитора с последующим аутодафе. 
- Не сомневаюсь, что достойное. – Дороти, как истинная Химера, ненавидит Инквизиторов. Но еще больше ненавидит Сенат в моем лице. Все шло к этому еще с самого детства. Начало стало для нас лишь уточняющим фактором, расставившим все точки над i. 
- Девочки, пройдёмте к столу. Там ждет любимая ваша запеканка из индейки и тыквы.
Я встаю из кресла, привычным жестом одергивая рукав блузки и стряхивая часы на запястье, закрывающие мой Знак. Это не ускальзывает от внимательной Дороти, которая наоборот гордится своей Луной и оставляет ее неприкрытой. Мама считает, что эти татуировки, сделанные в подростковый период, – наша дурь и эксперимент над собой. Никогда не ладившие с сестрой, однажды мы возвращаемся домой на каникулы с татуировками на запястьях – у одной Луна, у другой Солнце. Сколько возмущений было в нашу сторону, сколько обвинений в бессмысленности со стороны мамы, которая не понимала, зачем мы это сделали, в частности я – милая, спокойная и прилежная дочка. В итоге, она сделала вывод, что мы так пытались поладить с Дороти. Но ничего не получилось, а татуировки остались. И мама часто мне указывает на то, что мне с моей престижной работой неприлично ходить с таким «клеймом», не лучше ли мне свести ее, чем постоянно прятать под часами и длинными рукавами блузок. Но она так и не поняла, что я не могу ее свести, даже больше, к моему рисунку добавились новые линии – моя личная гордость – печать Сената, ставящаяся поверх знака: треугольник с открытым глазом или же «всевидящее око».
Только, иногда мне кажется, что Сенату не хватает второго глаза, чтобы понять что происходит.