Садисты, лихие девяностые

Садисты, лихие девяностые

   1.
   Наша родная Коммунистическая Партия и Советское Правительство всегда заботились о простых людях. Кто-кто, а высокое столичное начальство уж точно знало, что нам можно творить, выдумывать, пробовать, а чего нельзя ни в коем случае. Вот и запрещалось весьма изобретательным гражданам страны Советов… не всё, конечно, но очень многое. И делалось это не из вредности, а исключительно для нашего же блага, о коем неустанно пеклись кремлёвские старцы. Им почему-то казалось, что своим умом мы прожить не сможем. Да они и нас постепенно приучили к этой порочной мысли, которая с точки зрения сегодняшней плюралистической креативности выглядит, по крайней мере, странно и нелепо. Но так было, а из песни слова не выкинешь!
  
   Не разрешалось, к примеру, строить частные дома выше одноэтажных. Дело в том, что жили мы примерно вровень, и если у кого-то появлялись большие деньги, то это вызывало много ненужных вопросов. Причём основополагающий негласный принцип того времени гласил: «Не высовывайся, не показывай свой достаток!» Иначе познакомишься ты с отделом по борьбе с хищениями социалистической собственности (ОБХСС), и выпишут тебе путёвку в места не столь отдалённые. Туда, где подравнивают чересчур креативных сидельцев под стандартное прокрустово ложе, дабы не наглели они сверх меры, а знали отведённое им место.
   Собственно, народ и не противился решениям Партии и Правительства, а делал то, что не было запрещено законом: с энтузиазмом вгрызался в садовую землю, возводя этажи не ввысь, а вглубь – вопреки элементарной логике и здравому смыслу. (На рытьё подвалов и полуподвалов запрета не было.)
   А ещё в дачном строительстве пальму первенства завоевали дома мансардного типа. Это когда чердак, будто грибная шляпка, разрастался до невероятных размеров. В этом случае одноэтажное строение имело площадь фундамента не более дозволенной, и придраться было практически не к чему. Хотя…

   Кроме того, запрещалось в огородных обществах выращивать сады… или в садовых – огороды? Или то и другое вместе? Забыл. Помню только, что никто так и не смог объяснить мне смысл этого запрета. Просто: низзя – и всё тут. Без комментариев!
   Инженерно-техническим работникам в позднем СССР не разрешалось совместительство. Ведь вторая работа могла отвлечь обученного государством спеца от основных его обязанностей… не дай бог! Бог, кстати, тоже был под запретом.

   Молодой специалист после вуза прикреплялся к «своему» предприятию на три года без права увольнения, дабы самоотверженным трудом он возместил государству средства, затраченные на его обучение.
   Помню случай, когда экстравагантная дамочка бальзаковского возраста буквально доводила своего начальника, а тот не мог, не имел права её уволить. Ведь она окончила техникум и отрабатывала на предприятии положенный по закону срок. Так и мучился с нею три долгих года несчастный руководитель – на горе себе и на радость местным острословам.

   А в день и час, когда пришло время им расстаться, я случайно оказался в приёмной. И мы с секретаршей, с трудом сдерживая приступы приглушённого хохота, слушали через приоткрытую дверь, какими отборными, но вполне себе цензурными словами наша «красавица» обзывала поседевшего за годы вынужденного противостояния начальника.
Было заметно, что она долго и тщательно готовилась к своему финальному аккорду, а мы… а что мы? Подчинённые редко сочувствуют тому, кто заставляет их работать. Непонимание и злорадство вассалов – вот удел плебеев, возомнивших себя патрициями.
   «Покиньте кабинет! Уйдите немедленно!» – теряя терпение, из последних сил повторял несчастный начальник. А что ему ещё оставалось? Он был повязан по рукам и ногам партийными, административными, профсоюзными и прочими путами и не мог, не имел права ответить скандалистке надлежащим образом. Такие были времена…
    Заботилась советская наша власть ещё и о том, чтобы работяга не перетрудился после основной работы. А посему садовые участки давали людям мизерные – не больше трёх соток. И не простым смертным, а преимущественно передовикам производства – в награду за многолетний добросовестный труд. Редкие исключения лишь подтверждали сей непреложный постулат.
 
   И вдруг, как гром среди ясного неба, пришла к нам – «свобода». То, что раньше называлось спекуляцией, стало гордо именоваться торговлей и предпринимательством. «Трудились» новые торгаши примерно так: товар, как ему и положено, лежал на складе, но периодически менял хозяина, с каждым оборотом слегка поднимаясь в цене и обогащая многочисленных перекупщиков. Однако это были пока ещё цветочки – предвестники голодного подлого воровского времени лихих девяностых.
   Местные и центральные власти, почуяв слабину, вдруг начали судорожно набивать свои бездонные карманы. К ним, выйдя из тени, тут же присосались криминальные авторитеты. Они «крышевали» всё, что имело хоть какой-нибудь доход: от бывших спекулянтов до градообразующих предприятий. Раздел сфер влияния, кровавые разборки между бандитами стали обычным делом.
 
   Промышленность сначала пробуксовывала, а затем окончательно остановилась. Мизерную зарплату рабочим выдавали от случая к случаю. Улицы разбитых фонарей нудили глаз обшарпанными домами. Зловонные горы не вывезенного мусора отравляли воздух спальных районов. Невесть откуда появившиеся бомжи рылись в отбросах, пытаясь найти цветмет, ещё что-то ценное с тем, чтобы обменять находку на самогон, водку, спирт.
   Именно обменять, ведь деньги последовательно и методично обесценивались инфляцией. А людям, оставшимся без работы, для прокорма семей раздали по шесть соток необустроенной скудной на урожай земли, где могли они сажать всё что угодно: свеклу, зелень, картофель... Причём даже бандиты не решались облагать данью этих честных тружеников, понимая, что с голого можно содрать разве что только кожу.

   2.
   Перестройка и последовавшие за ней лихие девяностые застали Володю в небольшом живописном городке Среднего Поволжья. Трудные были времена. Когда завод, где он работал, перешёл на трёхдневную рабочую неделю, жить стало не на что. Ведь даже сокращённую в два с лишним раза зарплату задерживали на несколько месяцев. Вот тут, следуя веяниям времени, и стали раздавать всем желающим запретные в советское время сотки. А вместо партийных журналов вроде «Коммуниста» или «Агитатора» такими же огромными тиражами начали печатать брошюры для садоводов. «Прокормимся сами!» – название популярного издания звучало как лозунг для тех, чьи знания и опыт стали вдруг не востребованы стремительно деградирующим обществом.