Сады Рэддхема.

Пролог

Всем дорогим мне людям,
которые верили в то, что я
смогу написать что-то интересное
и достойное; всем, кто случайно
набрёл на эту историю и читает
её; всем-всем-всем в этом мире

На улице так холодно, что даже сквозь плотную ткань перчаток ощущается, как мороз покалывает кожу. Всадник кутается в тёмную накидку, выпуская изо рта маленькое облачко пара. Оно тут же рассеивается в воздухе. Лицо скрывает капюшон, из-под которого практически невозможно различить его черты. Он наматывает поводья на кулак, заставляя лошадь сначала замедлиться, а потом и вовсе остановиться. Кобыла под ним недовольно шаркает копытами по снегу и мотает головой. Незнакомец цокает языком, проводя рукой по её шее в успокаивающем жесте.

Находясь на возвышении, да ещё и верхом на лошади, всадник видит перед собой небольшое озеро с зеркальной гладью, около которого расползается деревня. Домики с активно дымящими трубами и протоптанные кем-то дорожки. Это самая обычная деревня где-то на окраине страны — её местоположение даже не отмечено на карте. Зачем же тогда, спрашивается, страннику останавливаться и наблюдать за озером? Для чего ехать в такой мороз, да ещё и в такую даль от столицы? Уж точно не ради остроты ощущений и красивых пейзажей. Ни лошадь, ни всадник не сходят с места, продолжая терпеливо чего-то ждать.

Он повыше натягивает кожаные перчатки и поворачивает голову в противоположную сторону, вновь осматривая местность. Вокруг один сплошной лес. Сама деревня находится в низине, на берегу того самого озера, что изначально привлекло внимание путешественника. Отличное место для жизни, ничего не скажешь. Хочешь ловить рыбу — вот тебе озеро. Хочешь поохотиться — вот тебе лес. И почва наверняка плодородная. Но для того чтобы найти это место, приходится попотеть — она располагается почти на границе с Домом Воздуха.

Такие деревушки не редкость, и всадник встречает по пути как минимум пять точно таких же: домики, коих от силы штук пятнадцать, окружённые густым лесом и огромными сугробами, возвышающиеся вдоль протоптанной дороги. А может, их того больше. В подобной местности народ знает друг друга поимённо — путешественников в этих краях, тем более в это смутное время, можно сосчитать по пальцам. Единственное, что выделяет эту деревню среди сотен таких же, — это проклятое озеро.

Шум, раздающийся со стороны деревни, заставляет всадника вздрогнуть. Он пытается разглядеть происходящее. Долго всматривается в домики, щурит глаза от яркости белого снега. И тут взгляд цепляется за небольшую процессию: две крепких женщины хватают девушку, держа её настолько высоко, что ноги той отчаянно пинают воздух. Остальные жители покорно следуют за ними.

Эта девушка... по сравнению с теми двумя, она настолько хрупкая, что неосторожное движение может с лёгкостью заставить её треснуть, переломиться, сломаться. Кожа у неё бледная, сливается с сорочкой и снегом. Светлые волосы, что достигают поясницы, растрёпаны, и завывающий со всей силы ветер заставляет их взлетать над плечами. Судя по немного сонному лицу и одеянию, становится ясно — её только подняли с постели.

До него вдруг доносится ещё один истошный крик. Бедная девочка. Перешла дорогу не тем людям и теперь вынуждена пожинать плоды своих ошибок. Она отчаянно мотает головой, пытаясь выбраться из хватки сильных женских рук. Что-то шепчет — он не слышит, но по яростному шевелению её губ может понять, что она просит о милосердии.

Путник лишь на секунду прикрывает глаза. С такого расстояния он видит так мало и размыто, что начинает болеть голова. Глазницы под закрытыми веками вспыхивают острой болью, а потом он распахивает их. Цвета вокруг становятся не такими яркими, домики и деревья превращаются в пятна, а вот лица... теперь он отчётливо видит каждое. Особенно чётко выделяется лицо этой бедной девушки. Во взгляде карих глаз теплится надежда, обращённая к так называемым палачам. Но они на неё не смотрят, с каждым шагом приближаясь к своей цели.

Всадник ощущает, как к горлу подступает ком, сглотнуть который никак не получается. Наблюдать за происходящим тяжело, но ослушаться приказа равно смерти. И он замирает, как мраморное изваяние в Садах Дворца, не находя в себе сил на лишний вдох.

Начинается снег. Крупные хлопья кружат перед глазами, мешая детально рассмотреть картину сего действа. Он должен удостовериться, что всё выполняется идеально и не возникнет никаких проблем или непредвиденных обстоятельств после. Всадник фыркает и вытягивает шею, думая о том, что это неправильно. Но правильность в таких краях в такое время — понятие растяжимое, а быть борцом за справедливость он не нанимался.

Сердце болезненно сжимается, стоит ему заметить, что девушку ведут именно к озеру, которое каким-то чудом не покрывается кромкой льда в такой лютый мороз. Он не знает, как это может быть возможно, но уверен, что сегодняшняя казнь должна состояться с вероятностью ста процентов — этому благоволит даже сама природа. Или магия?

На воде стоит деревянная лодка, пришвартованная к небольшому рыбацкому мостику и покачивающаяся из стороны в сторону на мелких волнах. Крепкий мужчина, сидящий в ней, поднимается на ноги и вытягивает руки, балансируя между лодкой и берегом. Босые ноги девушки упираются в борта. Она вновь истощённо кричит, но теперь крик её больше похож на вопль раненого животного, угодившего в ловушку. Всадник думает, что она наверняка мысленно проклинает всех, кто её окружает, включая и его Суверенного. Из глаз текут слёзы, заставляя светлые волосы липнуть к мокрым покрасневшим щекам.

Лодочник хватает её щиколотку — девушка всячески пытается увернуться, хорошенько пнуть мужчину, но попытки оказываются тщетными. Собравшиеся вокруг люди молча наблюдают за происходящим — лица их похожи на непроницаемую маску. Словно кто-то руководит их эмоциями. Металлическая застёжка обвивает лодыжку и с характерным щелчком захлопывается. То же самое происходит и со второй ногой, после чего они втроём усаживают девчонку в лодку. Подумать только — для усмирения одной девчонки понадобилось целых три человека. Она не перестаёт извиваться, желая вырваться из хватки, но силы неравны. Они продолжают сворачивать её руки, срывая с губ истошные крики.