Эту историю мало кто помнит; только самые древние старики.
Давным-давно, далеко на Севере стоит да высится огромная скала на много лиг вперёд; сие есть целая земля, не остров.
Край был суров, и Солнце — реденький в нём гость. Над тобою вечно хмурое небо, а под ним — всё горы да леса. И с краю одного искусана, исгрызана скала глубоководной гладью Студёного моря — там извилистые бухты, неприступные порою фьорды. И холодно там очень, и много снега круглый почти год. И нету толком рек, а те, что есть — есть зеркала, и бьётся изнутри там рыба.
И зиждется там, приютившись средь хвойных лесов одна едва заметная деревушка. И славилась та деревенька всякими мастерами — кузнецами, гончарами, плотниками, дровосеками — но, прежде всего, воинами великими и достославными, воинами сильными и досточтимыми.
Жил да был в той деревне один мальчик, и мальчик этот был весьма плохой. Изрядно он ленив, неповоротлив; ничего не хочет, не желает даже для себя.
Его отец и мать достойные в селении люди, а вот отпрыск не удался — всё норовит наперекор. Всё не так; наперекосяк. Ни одно дельце не поручить и не доверить; всё валится из рук дырявых. Мальчуган и сам не рад, словно проклял его кто — оттого боялся выполнять какое-либо новое задание.
Шли годы, и случилась в том краю война. И вот: всех лучших воинов выставила деревня для своего ярла. И пришёл ярл того селения на тинг, и сел в круг рядом со всеми прочими ярлами. И держали они совет пред конунгом, и недоволен был конунг, ибо недосчитался при смотре одного из викингов.
— До шестидесяти не достаёт одного. — Спокойно молвил конунг, но взгляд его был свиреп, аки у дикого вепря.
— Свэн был стар; иссох, зачах. По пути его не стало; прямо на коне издох. — Отвечал конунгу ярл.
— Что же, некому вступить в ряды войска моего вместо него? Свято место пусто не бывает! — С досадой хлопнул рукой по ноге конунг, и выражение его лица стало ещё жёстче, чем прежде.
— Я всех к тебе привёл, мой конунг. — Печально выговорил ярл. — В деревне женщины и дети. Все, кто может держать в руке меч — перед тобой.
— Да неужели? — Недоверчиво скосил на ярла свои глаза предводитель всего их племени. — Бывали времена, когда юнцы хватались за оружие. Помнишь? И ты, и я, и много кто ещё. Нам не было и двенадцати, а мы уже секли головы боевыми топорами — потому что знали, что больше некому будет это делать. Придёт Враг, и он не пощадит, не пожалеет. Он придёт в каждую землянку, и порубит на корню. «Враг уже близко», твердят мои лазутчики-соглядатаи. Не пройдёт и трёх дней, как они заявятся на великую сечь. Мы не можем допустить, мы не можем их впустить. Они не должны дойти до нас. И ты знаешь: твоя, твоя деревня, ярл, первая на их пути.
— Что велишь мне сделать? Одеть кольчугу на дитё? Другие нынче времена...
— У нас нет выбора. О твоём селении ходят легенды... Свэн был лучшим из лучших. И за него одного да повыйдет-ка и млад. А я да погляжу, не повыветрилась ли удаль из односельчан твоих; достойная ли подросла Свэну замена. Я же да восстану во главе, и первым биться буду — равно как и прежде. Ведь меня вы конунгом избрали, мне вы вверили владычество. Так поди же ты прочь, ярл, и без горячей крови не являйся! Приведи, приведи мне их.
Ярл послушно поскакал в своё родовое гнездо. И терзали его сомнения: с одной стороны, его будет ждать вой обезумевших от горя женщин — ибо если погибнут в битве и их мужья, и их чада, кто же позаботится о них чуть погодя и в старости? С другой же стороны, ярл был уверен в своих людях. И он знал, что молодое поколение так и рвётся в бой, дабы показать свою отвагу. Только в одном юнце ярл сомневался: этот Йорик ни на что ни годен совершенно. Что с него взять? Что тут, что там пусто, не воин этот мальчик явно. Многие девы сломают его как тростинку; многие девы и мечом владеют, и из лука стреляют. А Йорик — ни рыба, ни мясо; на ровном месте упадёт — ещё и ногу сломает. Плакать станет из-за обычной занозы. И в кого он такой уродился-то? Стыдобища...
— Йорик! — Крикнул глас издалека. И пыль столбом — не иначе, лошадь. Загнанная, запыхавшаяся.
Юноша сидел на холме и кидал оттуда в покрытый льдом пруд небольшие валуны. Он услышал окликнувшего его человека откуда-то там, снизу и поспешил спуститься.
— Собирайся! Пойдёшь со мной! — Это был сам ярл. — Не пристало тебе всё время прохлаждаться... Пора и показать себя, на что ты годен.
Йорик про себя подумал, что ярл явно запамятовал: он, Йорик, ни на что не годен; не способен ни на что.
— Держи. Это мой меч. Защити с его помощью свою родину. Отца и мать твою я знаю как людей надёжных... Прояви и ты себя; пришло время. Настал час выказать свою безграничную преданность конунгу. Эка ты вымахал... — Ярл только сейчас обратил всё своё внимание на подошедшего паренька, пристально его оглядывая — до того он, просто заметив знакомый силуэт на холме, сотрясал речами воздух.
Не успел Йорик взять в руки протянутый ему меч, как рухнул, точно подкошенный, оземь — меч оказался тяжёл. Валяется Йорик средь снежных сугробов у края дороги. Выпал меч из его рук.
— Боюсь, толку от меня на битве будет мало... — Пробормотал сконфуженный парень. Теперь он поднялся и переминался с ноги на ногу.
Ярл очень странно на него посмотрел — то ли со злобою, то ли с сожалением.