Сборник бонусов 1. Чеченец. Странник. Эмир

Бонус 1. Чеченец

Каждое утро начиналось одинаково. Первые лучи солнца, пробиваясь сквозь тяжёлые шторы, плавно касались моего лица, пробуждая от сна, словно нежный шёпот, обещающий новый день. Я просыпался рано, не потому что нужно было куда-то спешить, а потому что знал — эти утренние минуты, когда весь мир ещё дремлет, были моими единственными минутами покоя. Я лежал, прислушиваясь к тишине, ощущая, как комната наполняется мягким светом. Тишина в доме, легкий скрип половиц под ногами, когда я выходил из спальни, — это было начало очередного дня, когда я снова чувствовал себя отцом.

Я осторожно приоткрывал дверь в комнату Егорки, и каждый раз замирал, словно боясь, что это всё лишь сон, который вот-вот развеется. Но нет, мальчик был там, мой сын. Он спал, свернувшись калачиком, его маленькие ручки были сжаты в кулачки, словно он держал во сне что-то очень важное и дорогое. Его дыхание было тихим, равномерным, и этот звук для меня был дороже любой мелодии, спокойнее любой музыки, которую я слышал за свою жизнь.

Я заходил внутрь, осторожно прикасался к его волосам, гладил по голове, и он чуть шевелился, словно чувствовал моё присутствие даже во сне. Он просыпался медленно, морщил лобик, открывал глаза и некоторое время растерянно оглядывался вокруг, будто проверяя, что он всё ещё здесь, что рядом — не чужие люди, а я. Это был тот самый момент, когда страхи растворялись, когда я видел, как в его глазах пробуждается радость.

Я усаживался на край его кровати и тихо шептал:

— Доброе утро, маленький. Как спалось?

Егорка тёр глаза, сонно улыбался, и эта улыбка была для меня, как луч света, пробивающийся сквозь мрак, который так долго окружал мою жизнь. Эти утренние улыбки были словно крошечные островки тепла и света среди бесконечного океана темноты, в котором я тонул. Но даже в его улыбке иногда проскальзывала усталость, невидимая тяжесть, напоминание о тех долгих неделях, когда анемия отнимала у него силы, заставляя меня чувствовать себя бессильным перед этой болезнью.

Врачи предупреждали: «Гемоглобин нужно повышать постепенно. Никаких резких нагрузок. Давать мясо, рыбу, много зелени. Прописаны витамины — обязательно соблюдать дозировку. Больше отдыха.» Я должен был сделать всё, что в моих силах, чтобы он поправился. Я становился его личным медиком, поваром, опекуном, и эта новая роль стала для меня спасением.

Каждое утро начиналось с того, что я поднимал его, неся на руках в кухню, и мы вместе завтракали. Я варил каши, резал яблоки на мелкие кусочки, кормил его с ложки, когда он был слишком слаб, чтобы держать её сам. Он хмурился, когда пробовал витамины, которые прописали врачи, морщил нос, и я улыбался, подбадривая его:

— Это чтобы ты стал сильным, как папа, — говорил я, и он хихикал, показывая свои крошечные зубки.

Мне приходилось становиться для него всем сразу — и защитником, и другом, и нянькой. Но я был готов на всё. Каждую ночь, когда он боялся уснуть, его маленькие ручки тянулись ко мне, цепляясь за рубашку, и я позволял ему засыпать у меня на руках, обещая себе, что всегда буду рядом. Мы проводили дни, словно погружаясь в новый мир, где были только я и он. Каждый раз, когда я видел, как его маленькие пальцы крепко сжимаются вокруг моей руки, внутри всё переворачивалось от любви и боли.

Врачи говорили, что восстановление будет медленным. Уровень гемоглобина у Егорки был все еще критически низким, и анемия атаковала его организм, лишая энергии и сил. Каждое утро я следил за дозировкой, проверял витамины, смешивал лекарства с соком, чтобы ему легче было их глотать. Я ненавидел каждый раз, когда ему приходилось принимать эти таблетки, но знал, что это необходимо. Это была как инструкция к спасению нашей жизни.

Постепенно начали появляться улучшения. Лицо Егорки светлело, и румянец начал возвращаться на его щеки. Он становился более активным, уже не так часто уставал. Врачи говорили: «Гемоглобин стабилизируется, показатели железа в норме. Не прекращайте поддерживающую терапию». Эти слова были для меня как спасительный сигнал. Я кивал, впитывая их, как молитву, потому что каждая фраза означала, что мой сын возвращается ко мне, что он становится крепче, сильнее.

Я понял, что эта борьба за его здоровье была и моей собственной борьбой за жизнь. Каждый его шаг, каждая улыбка, каждое утро, когда он бодро вставал с кровати, были маленькими победами, которые заставляли меня верить, что всё это не напрасно.

Эти дни с Егоркой напоминали мне о прошлом, о тех, кого я потерял, но кто оставил глубокий след. Старик Потап был одним из таких людей. Я часто вспоминал его слова, которые он сказал мне в нашу последнюю встречу. Тогда я не понимал, что он имеет в виду. Он был загадочным стариком, который редко говорил о своих планах, но всегда знал, что делает. Когда он дал мне код от банковской ячейки, я воспринял это как очередной ребус, который придётся разгадывать потом.

Но появился Егорка, и всё изменилось. Я понял, что уже не могу позволить себе дальше падать. У меня больше не было права на ошибку, на слабость. Я должен был что-то делать, чтобы вырваться из этой бездны долгов подняться с дна. В какой-то момент я понял, что пора воспользоваться последним шансом, который оставил мне дед.

Тот день, когда я направился в банк, был одним из самых трудных в моей жизни. Я шёл туда, словно к последней черте. С каждым шагом чувствовал, как ноги становятся тяжелее, будто к ним привязаны гири. В голове крутилась одна мысль: «А если там ничего нет?». Но внутри горела маленькая искра надежды. Когда я дошёл до дверей банка, мне казалось, что под ногами нет земли.

Я назвал код, который хранил в памяти, как что-то сокровенное. Банкир проверил документы, и вскоре передо мной открыли ячейку. Там был старый, потрёпанный мешок. Я взял его в руки, и его вес поразил меня. Когда я открыл его, мои глаза расширились от удивления: внутри лежали золотые слитки и несколько старинных монет. Сердце забилось в бешеном ритме, ладони вспотели. Охренеть. Просто очешуеть, блядь. Это реально не сон. Это конкретно большая сумма, которая свалилась на меня.