С некоторых пор Илье стало скучно жить. По утрам он с трудом вставал с кровати, будь то рабочий день или выходной, ему одинаково не хотелось вырывать себя из безмятежной неги сновидений. Глухое раздражение, как липкая паутина облепило душу и сопровождало его везде: дома, на работе, в гостях. Иногда ему казалось: он подхватил вирус, который разъел душу, сделав её неспособной радоваться жизни.
Илья, не глядя в зеркало, сбрил щетину, провёл мокрыми руками по коротко остриженной голове. Ладони скользнули по большим залысинам, велюровому ёжику на макушке, задели чуть лопоухие уши, прошлись по складчатому затылку.
«Как у шарпея», – усмехнулся Илья. Равнодушно одёрнул футболку, туго натянутую на животе. На работу идти не хотелось, но ещё больше он не желал оставаться дома. Если на работе он мог обойтись минимумом слов, то дома это не удавалось. Жена, дочка и сын вовлекали его в бессмысленный, словно бормотание идиота, круговорот слов. Слова представлялись ему ничего не значащими и пустыми, как шелуха от семечек. Жена Соня, полностью оправдывая своё имя, подавала ему завтрак заспанная, с опухшим лицом, налитыми влагой толстыми губами. Он уже и не помнил, что двадцать семь лет назад его сводили с ума её нежные губы, голубые глаза с поволокой и дивные светлые волосы. Илья покосился на разогретую в микроволновке гречку с котлетой. Вчерашний ужин, ставший завтраком. Жена зевнула, продемонстрировав отсутствие верхнего резца, и откинула за спину спутанные пряди.
– Годы летят, прямо не замечаешь, Машка из всего выросла, – начала Соня, комкая в руках салфетку.
Илья хмыкнул. Он заранее до последнего слова знал, что она скажет.
– Машке снова нужна обновка, доча, небось, весь день об этом жужжала. Сколько на этот раз?
Соня хотела возразить, но потом передумала. «Так даже лучше. Распинайся перед ним, распинайся, а он глянет отсутствующим взглядом, будто на тлю какую. Не подойти к нему, не поговорить по-человечески. Сразу хмурится и губы кривит».
– Тысячи три Машке и пару тысяч Ромику, – решилась Соня, стараясь скрыть улыбкой, недовольство. «Вечно приходится клянчить деньги, будто я их лично на себя трачу».
Илья допил кофе, отодвинул тарелку с недоеденной гречкой.
– Машке возьми, всё равно не отстанет, будет пиявкой висеть, пока не получит. А Ромке не дам, пусть задницу от компа оторвёт и устраивается на работу.
Соня закусила губу и сосчитала до десяти. Илья усмехнулся: «Ну-ну, сдержанная ты наша, а ноздри так и колышутся, выдают гнев. Великовозрастному лодырю понадобились деньги, вот и сопишь».
– Ты же знаешь, после института без опыта работы устроиться трудно. Мальчик старается, ищет, – не очень уверенно произнесла Соня.
Илья почувствовал, что переполнен раздражением по самую макушку, оно поглощало его, будто болотная жижа неосторожного путника. Тысячу раз говорил с женой о сыне. Всё равно делала по-своему, вот пусть и расхлёбывает теперь. Он поддался на её истерики, откупил Романа от армии. Потом сынок отдыхал от напряжённой учёбы, затем в течение трех лет не попадалось приличной работы. Илья осознавал: тоже виноват в том, что вырастили иждивенца. Эта мысль промелькнула и ушла, добавив раздражения.
– Я сказал нет. Ему, видите ли, претит ежедневный рутинный труд.
Глаза Сони налились слезами. Илья покосился на одутловатое лицо жены. Когда-то он не переносил её слёз. Стоило Соне заплакать – его душа разрывалась от жалости, но теперь это лишь злило.
«Она что думает: у неё по-прежнему милое ангельское личико? В зеркало себя не видит?
Жена как-то странно поправилась, верх стал массивным: толстые плечи, пышная грудь, круглый живот. И хилый низ: узкие бёдра, худые жилистые ноги. Куда только делась изящная фигурка подростка?
Не обращая внимания на всхлипывания Сони, Илья вышел в коридор. Из своей комнаты выскочила Маша. Дочь явно подслушивала, потому что кинулась на шею.
– Папочка, спасибки, но можно ещё хотя бы тысячу добавить. Мне ещё причёску нужно сделать.
Илья отстранил дочь.
– Зачем тебе причёску делать?
Тонкая, гибкая, как ивовый прутик, дочь обладала роскошной светло-русой шевелюрой.
– Пап, ты всё равно в этом не понимаешь! Позолоти ручку…
Илья тянул, как мог до зарплаты, распределяя финансы на каждый день. Деньгами, что зарабатывала жена, торгуя в газетном киоске, распоряжалась сама. Обычно их хватало на два-три дня.
– Может, обойдёшься? Я же не печатаю.
Глаза Маши вспыхнули от злости, милое личико перекосила гримаса презрения.
– Обязанность родителей содержать детей. Я не просила рожать меня. Сами решили. Другие всё для детей делают и не заставляют ходить в обносках.
Илья глянул на шёлковый халатик дочери, ценою в ползарплаты. Услышав шум, в коридор выглянул сын. Дети переросли их с женой на голову и внешне взяли от них самое лучшее. Роман мог похвастаться не только высоким ростом, но и широкими плечами, тонкой талией, узкими бедрами. Сочетание тёмных глаз и светлых волос делало его неотразимым для женского пола. Девушки менялись у него чуть ли не каждую неделю. Илья иногда сталкивался с ними в ванной или на кухне. Пробормотав извинения, очередная пассия сына бесшумно проскальзывала мимо него.