Счастливое

Счастливое

Село Счастливое было ярким примером того, что укрепившиеся в народном сознании крылатые выражения и поговорки порой настолько же не соответствуют действительности, как и образ Кутузова, отчего-то изображаемый подавляющим большинством художников одноглазым. Наверное, первые жители-основатели – бежавшие в начале девятнадцатого века из Центральной России на Урал «политические», встретившиеся где-то по пути и сумевшие сбиться в одну ватажку, - всецело верили в то, что «телега» поедет ровно так, как ее назовешь. Возможно, так оно поначалу и было; по крайней мере, сумело же поселение, пусть с трудом, но разрастись из нескольких землянок до почти трех десятков домов и сплестись с «цивилизацией» - райцентром в сотне километров от Счастливого, - колдобистой дорогой, эдакой пуповиной, по которой пару раз в неделю пробиралась ржавая «буханка» потерявшего от сифилиса нос Степана, чтобы привезти жителям кое-какие продукты.

Однако с установлением советской власти что-то пошло не так: хоть к чему-то способная молодежь начала уезжать в города, оставляя в Счастливом стариков и менее амбициозных сверстников, считающих книги хорошей растопкой, а высшей степенью жизненного успеха – набитый самогонкой погреб. Со временем хранившие хоть сколько благообразный дух старики умерли, а вечно пьяный молодняк наплодил потомства, воспитанного матерным словом и твердым кулаком. Довольно скоро молодые счастливцы, в свою очередь, тоже начали давать приплод, показывая детям ту невзрачную, тоскливую и грубую жизнь, к которой привыкли и сами. Каждое новое поколение все больше отдалялось от своих праотцов, наполненных светлыми идеалами счастливой и свободной жизни для обычного человека, что в итоге привело к тому, что к моменту описываемых событий – только отгремела Олимпиада в Москве, - Счастливое являлось рассадником неудержимого пьянства и откровенной злобы к более успешным людям, будь то заезжие чужаки или даже собственные соседи.

Жили собственным хозяйством - даже у последнего забулдыги водилась кое-какая скотина. Питались, в основном, тем, что сами и вырастили: случилось богатое на урожай лето – все счастливы и радостны; а заморозило посадки в середине июля, либо сгнили корнеплоды от избытка дождей – всю зиму у счастливцев животы от голода бурчат, заставляя яриться друг на друга по любому поводу. Были, конечно, и зажиточные сельчане, однако крепкое состояние их держалось, как правило, недолго: раз за разом с ухватившими в этой беспросветной хмари за хвост птицу счастья случались различные беды, из которых самой безобидной было полное разорение.

На особицу от остальных держалась семья Власовых. Глава семейства, пятидесятилетний Егор - крепкий широкоплечий мужик, был из «пришлых», то есть из той небольшой доли жителей, кто оказался в Счастливом не с самого рождения, а в результате обстоятельств. Поговаривали, что эти самые обстоятельства были у Егора непростые: дескать, натворил он дел в «цивилизации», а потому надобно было ему схорониться, чтобы не угодить за решетку. Как бы то ни было, в селе он жил тихо, мирно, никогда не отказывал соседям в пусть небольшой, однако безвозмездной «материальной помощи», а оттого влился в незатейливый социум, пусть и был он человеком некомпанейским, ни с кем толком дружбы не водившим.

Жил Егор охотой. Он мастерски владел этим ценнейшим, в условиях таежной жизни, навыком. Он не только метко стрелял, но и отлично знал повадки животных, умея настигнуть подранка без, иной раз, вносящих сумятицу собак, каким-то шестым чувством определяя среди зарослей путь стремящегося найти укрытие животного. Это позволяло ему зарабатывать ровно столько, чтобы не считаться «буржуем», однако все же иметь все самое необходимое в достатке. Пусть и хотелось Егору, порой, чего-то большего, однако же вспоминая того же Ефимку Феоктистова, что нашел где-то древний курган с залежами изделий из золота и имел глупость перед кем-то из счастливцев об этом по пьяни похвастаться, решал, что уж лучше «не выделяться». Уж чересчур жестоко обошлись с «заделавшимся буржуем» Феоктистовым: засыпали мышьяка в колодец в его дворе, от воды из которого умерли его жена и дочка, а сам бедолага тронулся рассудком настолько, что перестал пить воду практически совсем – лишь когда совсем прижмет, то либо из грязной лужи полакает, словно пес, либо ледышку пососет. И свидетелей не найдешь: хоть и живут в узком кругу, однако как до злодеяния доходит, так все будто бы слепы враз оказываются.

Жена Егора - Евья, - так же как и он, родилась во множестве километров от Счастливого. Она была манси по национальности и жила первые двадцать лет своей жизни в верховьях реки, называемой ее народом Тагтом. На беду местных жителей, в окрестностях нашли залежи меди, после чего пение птиц и умиротворяющий шум леса сменился дребезжащим гулом извергающих черный дым огромных железных машин, ворочающих раскуроченные недра. Крупный комбинат не стал утруждать себя созданием резервуаров-отстойников, вместо этого сливая отравленную воду куда вздумается.

Ядовитые ручьи потекли по тайге, уничтожая все на своем пути. Дичь ушла из облысевшего леса - облетела не только листва, но и неприхотливые хвойные одеяния сползли с ветвей, будто в агонии начавших сплетаться меж собой в узлы, превратив стройные станы древних деревьев в уродливый вакорник. Исчезли ягоды и грибы; чудом пока еще остававшийся ягель вызывал смертельное отравление у вздумавших попробовать его разводимых манси оленями, а из родников, где местные привыкли набирать воду для питья, ныне вытекали коктейли из серной кислоты и тяжелых металлов.

Семья Евьи, как и все остальные жители павыла, была вынуждена сняться с насиженных мест и спуститься вниз по течению – туда, где воды Тагта, к тому моменту разбавленные притоками других рек, уже были не столь опасными. Новое поселение решили ставить поблизости от Счастливого. Это обстоятельство и свело ее, в конечном счете, с Егором Власовым.

Однажды поздней осенью, когда зима уже безбоязненно заявляет свои грядущие права на землю, покрывая ее слоем снега, во время очередного похода за дичью Егор услышал испуганный женский вскрик, а затем – злобный медвежий рев. Рванув в сторону шума с ружьем наперевес, Власов выскочил на поляну, где лежали перевернутые нарты с опрокинутыми товарами, предназначенными, судя по всему, для обмена в Счастливом – мороженое мясо, оленьи шкуры, обувь из камуса. Рядом с нартами захлебывался крупный олень с разорванным горлом, на сотрясающееся в судорогах тело которого была одета упряжь.