Счастливый человек

1.Дождь

«Что-то в моем облике и речи отпугивало людей и пробуждало в них чувство антипатии, словно я являлся существом бесконечно далеким от всего, что они считали здоровым и естественным». Говард Лавкрафт

- Ваша повесть провалилась.

Ему вдруг стало дурно. Как? Повесть стоила стольких трудов, и тем более, он собирался выручить за неё хотя бы что-то.

- Провалилась, - повторил он, - я не говорю уже об ошибках, ведь редакция всё исправит, но вы должны понять, что люди не любят плохих концовок, они не любят трагедий и драм. Можно, конечно, издать повесть за свой счёт, или, на крайний случай – половину за счёт издательства, половину с вашей стороны. По-другому издательство не будет работать на свой страх и риск, сами понимаете.

Он молчал. В нем сейчас не было никаких эмоций, только чувство опустошённости внутри, но это чувство было само по себе перманентно. Он просто слушал, что говорит ему издатель.

- Я не говорю вам писать комедии или любовные романы, нет. Но сделайте же вы хоть раз счастливый конец. Помните: вашу пьесу недавно ставили, людям она понравилась.

- Один раз, - выдавил с себя Эдгар.

- А ваш рассказ пользовался большим успехом. Ну почему вы такой пессимист?

- Это мой взгляд на вещи, я вижу их истинное лицо. А рассказ и пьеса мне совершенно не понравились, словно я их выдавил из себя насильно.

- Пессимизм-то? – издатель рассмеялся. – Здравый взгляд на вещи?

Эдгар потупил глаза.

- Для меня это так.

Настала долгая пауза, которую прервал издатель.

- Вы курите? – спросил он с какой-то надеждой.

В окно громко стучал дождь. Последняя листва опадала с деревьев. Издатель видел только мерзкий дождь, а Эдгар видел, что последняя листва все ещё держится поближе к фонарю, словно это их последний источник жизни. Даже когда вся листва опадёт, у фонаря будет ещё пара последних листиков.

- Не курю, - глаза его упали на плющ, который стоял на подоконнике. Эдгар не мог долго смотреть в глаза, словно боялся, что взглядом можно увидеть, как чужую душу, так и другой человек увидит твою.

- А я вот не против курнуть, - издатель затянулся, и медленно выпустил клуб дыма. – Хорошо, как в Раю. Отвратительная погода нынче, мерзкая такая, не думаешь?

- Отличная погода, - сказал Эдгар, смотря теперь на свою рукопись.

- Хорошо всё-таки, что не куришь. Не начинай. Вот, повесть же. Слушай, пиши рассказы дальше, - он сам не заметил, как перешёл на дружеский тон. – Они у тебя получаются лучше всего. И улыбайся ты ради бога, ведь жизнь не только череда бед и несчастий, но и источник радости, а, Эдгар?

Для Эдгара жизнь была маятником от несчастья и до счастья, причём в первой он останавливался на долго, словно время в этот момент останавливалось, в то время как счастье было мимолётным, быстрым, редким.

Жизнь невыносима, – хотел сказать Эдгар, но только посмотрел издателю в глаза усталым взглядом.

- Может принесу как-то рассказ. Сейчас идей нет, как и вдохновения.

Издатель пожал плечами, и, чтобы пауза не затянулась в невыносимую муку, Эдгар продолжил:

- Ладно, я пойду.

Эдгар встал из-за стола. Тяжёлые берцы приятно постукивали по полу. Он надел своё тёмно-синее пальто, накинул шарф, и протянул руку издателю.

- До скорого. Я всегда рад тебя видеть, заскакивай как-нибудь.

Эдгар подошёл взялся за ручку двери.

- И снова ты без зонта!.. Дождь не шуточный, переждал бы, а?

- Я не люблю зонтов, - сказал он, и дверь захлопнулась.

- Эх, - сказал издатель, - славный малый, да пропадёт только.

Дождь в самом деле был сильным, и неизвестно, когда он кончится. В кармане у него были последние деньги, и он почувствовал себя каторжником Жаном Вальжаном.

Чем платить за комнату? – спрашивал он сам себя, заранее зная свой ответ. Сам того не заметив, он зашёл в маленькую кофейню, где часто пил кофе. Как и в этот раз. Латте и круассан принесли быстро. Он пытался согреться хотя бы так, и, правду говоря, кофе отлично согрел его, а желудок быстро заработал, чувствуя горячую французскую выпечку. Он снова вспомнил, что за комнату платить нечем.

Он уже собрался уходить, как вдруг заметил, что какие-то забияки стали громко приставать к какой-то милой девушке за стойкой. Она была сущим ангелом, и Эдгар бы влюбился в неё, если бы он не был так сильно уставшим.

- Пошли к чёрту, - вырвалось у него как-то грубо и само собой, когда он подошёл к стойке. Эдгар пользовался немного дурной славой, ибо никто не знал его прошлого, никто не знал кто он, и все боялись его грустного, холодного, мужского взгляда, поэтому двое пьяниц быстро ушли, не желая себе проблем. Только один хотел предъявить Эдгару что-то, но второй его шустро одернул, и под пошлую песню они вышли прочь.

- Спасибо вам, молодой человек. Вы настоящий рыцарь: истинный джентльмен нашего пьяного века, - сказала девушка за стойкой. Она была хороша собой, и он это прекрасно видел. Он возжелал её тотчас, но подавил эмоции. У неё были зеленые глаза, светлые волосы, красивая форма черепа, высокий лоб, и идеальная грудь.

Он молча облокотился о стойку. Глаза его выражали лютую скорбь.

- Плохой день? – спросила его девушка, и мило улыбнулась.

- Нет, день очень хорош. Пойду я.

Придя домой, он снял с себя промокшую одежду, налил себе шоколадной водки, и лёг спать. Он понимал, что в последний раз он спит сытым и на мягкой кровати.