Считая шаги

1

Вожу коготочком по лужице крови,

Я монстр, убивший сотню людей,

Я злобная тварь, пережившая горе,

Твоя я погибель, добей же скорей!

Назад не смотрю, ведь замру не в испуге,

Давно ничего не боюсь и не жду,

Меня превратили в монстра от скуки,

По вашим же страхам и крови иду...

Намного важнее с монстром не биться,

Внутри он сидит, и его нет страшней,

Важней поддержать и не дать оступиться.

Не дать превратиться в монстра важней.

-1-

- Такси!

Никто из прохожих, спешивших ранним утром по своим делам, даже не обернулся на явно отчаянный окрик рыжеволосой девушки, которая под моросящим октябрьским дождем пыталась вырваться из промозглого плена улиц.

Эмма сегодня проспала и опоздала на автобус.

Бруклин набухал от дождя уже третий день. Пробки, которые раньше были еще хоть как-то терпимы, превратились в настоящее испытание. Те несчастные, кто работал на "острове", особо остро чувствовали непогоду и каждый день с надеждой смотрели метеоканал.

Надежда подыхала, корчась в предсмертных судорогах.

Не отличавшаяся особым оптимизмом, Эмма окончательно помрачнела. Это же был четверг!

А по четвергам в конторе в восемь утра совещание. Начальница - мисс Линда Хамид отличалась особо извращённым умом, когда дело доходило до пыток подчинённых.

Тем не менее, один из лучших дизайнеров Нью-Йорка могла себе это позволить.

Мисс Хамид была светочем в жизни Эммы вот уже три года, но в то же время работа в агентстве Линды была самым тяжким испытанием для силы воли и гордости, которые талантливая, но бедная девушка без связей могла себе позволить.

Жёлтая машина резко затормозила около обочины, где стояла Эмма, уже почти промокшая до нитки. В невероятной спешке она забыла зонт дома. Возвращаться за ним было недопустимой роскошью. Мисс Хамид не допускала опозданий, и «легкий дождик» явно не был причиной для них.

Эмма нервно посматривала на часы в телефоне. Оставалось 15 минут. Впереди едва виднелся бруклинский мост. Водитель такси, пожилой мексиканец, устало потёр переносицу, когда в очередной раз пришлось затормозить на красный сигнал светофора. Он кинул уставший взгляд на свою пассажирку в зеркало заднего вида.

- Опаздываете?

Эмма скрыла нервный смешок и, подавив желание пуститься в объяснения и ругань на судьбу, лишь кивнула и опустила глаза.

- Мой босс будет в ярости.

- Ну... Так ведь какая непогода! Каждый может опоздать.

- Каждый может.. - Эмма закусила губу, - а мне нельзя...

Кабину такси облетел тяжелый вздох. Всё существо девушки приготовилось к плохому дню.

«Не первый и не последний», - горько подумала про себя Эмма.

Через двадцать восемь минут она выслушала от своего босса тираду об ответственности, неприкрытые издёвки по поводу неопрятной внешности и очередное напоминание, что одного таланта мало в дизайнерском деле.

Не сводя глаз с ухоженного и моложавого лица сорокасемилетней начальницы, Эмма читала в её глазах надменность и нетерпимость к таким, как она.

Но мисс Хамид не раз получала большие контракты благодаря скромной и молчаливой сотруднице, поэтому умела балансировать на тонкой грани грубости и профессионализма. По этой же причине её сотрудники редко самостоятельно увольнялись.

Линду всегда можно было ещё чуть-чуть потерпеть. И это «чуть-чуть» могло растянуться на годы, пока не заканчивалось ЕЁ терпение и выдержка не давала слабину.

Оказавшись в своей каморке, которая в агентстве Линды Хамид гордо называлась рабочим местом специалиста, Эмма с облегчением вздохнула. Правда, негромко...

Каждый тяжелый вздох, неосторожное слово или косой взгляд словно по воздуху доносились до начальницы. Воздуху помогали несколько ртов. Коллектив агентства включал в себя десяток рядовых дизайнеров, четырёх ведущих специалистов и главного дизайнера с помощником. Этим помощником и была Эмма — сирота родом из Кентукки, которую жизнь занесла в Нью-Йорк.

К своим двадцати шести годам Эмма достигла определённых успехов в карьере, удивляя сослуживцев немногословностью и упорством носорога, железной выдержкой и полной неконфликтностью.

- Крови нет? - из-за перегородки неожиданно появился конопатый нос Никки Рокленд.

Они с Эм не были подругами, но среди прочих больше общались друг с другом. Дружба в агентстве не приживалась, здесь холили карьеризм и лелеяли амбиции, что очень подходило Эмме. Она могла без оглядки идти к своей цели без реверансов. Ей хватало совести и таланта, чтобы этот путь не был выстлан головами коллег, а цель была простая — независимость и возможность обеспечить ту жизнь, о которой Эмма мечтала с детства.

Эмма Кейтерберг практически не помнила свою мать, которая, по словам работников детского приюта, куда она попала сразу после её кончины, проработала официанткой в кафе и не имела ничего за душой. Имелись какие-то дальние родственники, с которыми связь была потеряна ещё в восьмидесятых, так что туда путь маленькой Эмме был заказан.

Она не могла пожаловаться, что с ней обходились жестоко или несправедливо, а сиротское детство выдолбило в груди чёрную дыру. Нет...

Воспитатели в приюте Сэйнт Бердс были людьми достойными и в меру строгими. Не без исключений, но Эмма прекрасно помнила летние дни, проведённые в Джорджтауне в летнем лагере, бесконечные походы, снежные битвы зимой и интереснейшие сказки, которые всегда читала только мисс Пакклин, старая дева, огромная по размерам, с добрыми глазами и огромным сердцем, в котором мог поместиться не один детский приют.

Она-то и пристрастила маленькую Эмму к чтению, что косвенным образом определило дальнейшую жизнь девочки. Однажды в приютскую библиотеку пожертвовали подшивку старых журналов по искусству. Когда потрёпанные страницы впервые попали в руки Эммы, она словно забыла, как нужно дышать.

Картины старых мастеров Европы приковали её взгляд и душу за одно мгновение. Дошло до того, что у Эммы буквально выдирали из рук несчастную подшивку, которую не позволялось выносить из читального зала, и девочка просиживала дни напролёт с простым карандашом и альбомом, копируя и перерисовывая пейзажи, портреты.