Сделка

Глава 1

Небольшой предновогодний подарок. Закончить "Хозяйку порока" я вряд ли успею, поэтому вот - одно из самых любимых моих творений. 

- Вы нравитесь мне.

Он вздрогнул – скорее от внезапности, нежели от смысла – треснулся макушкой о верхнюю полку, зарычал и слишком сильно оперся о соседний шкафчик. Тот с грохотом обрушился, запорошив все вокруг мельчайшей белой пылью. Северус вынырнул из глубин личной кладовой и, злобно отряхиваясь, уставился на причину несчастья. Девушка стояла между скособоченными рядами парт (последнее занятие проходило у первокурсников, они ломанулись из кабинета, как стадо бизонов) и мяла в руках свежеполученный диплом. С отличием – золоченый герб Хогвартса удавкой висел на ее шее, непривычно открытой, какой-то особенно тонкой и беззащитной. Поднятые в изящный пучок волосы усмирены и казались темнее, чем есть на самом деле, а оттого и лицо ее выглядело старше – детская угловатость черт сменилась скульптурностью линий, хотя их резкость не смог скрасить ни умелый макияж, ни тщательно подобранная прическа. Красивое, цвета морской волны платье делало белизну кожи абсолютной, а полумрак подземелий – уводил ее в нездоровую синюшность. Худая, толком не сформировавшаяся фигурка усугубляла дело. Она выглядела как юная девушка, натянувшая платье матери – старалась выглядеть взрослее, чем была на самом деле.

Еще не осознав толком ее слов, он с раздражением, вызванным собственной криворукостью (и ведь что стоило поставить чертов порошок пониже?!), уставился на нее:

- О чем вы там лепечете, Грейнджер?

Она вздрогнула, взгляд нервно метнулся от его лица к полу и обратно, тонкие пальцы вцепились в столешницу, как в последнее спасение. На скулах расцвели яркие пятна румянца.

- Я сказала, вы нравитесь мне… мистер Снейп.

Бесценный порошок едва заметной пыльцой ссыпался с его волос на пол. Северус впервые почувствовал себя дураком – он вроде бы понимал, что она говорит, но отдельные слова отказывались обретать в его голове цельный смысл.

Гермиона неожиданно вздохнула с облегчением. Спина выпрямилась, подбородок взлетел, словно невидимый груз спал с ее плеч. Смущение во взгляде осталось, но больше не мешало – она прямо, с вызовом посмотрела ему в глаза, отчего Северусу на мгновение стало жарко. Против воли он почувствовал, что – в кои-то веки – краснеет.

Ее губы тронула чуть виноватая улыбка:

- Простите, я знаю, я не должна была говорить вам этого… Но вы теперь не мой учитель, а мне… Нужно было сказать правду.

- Гриффиндорцы, - находя успокоение в привычных стереотипах, фыркнул мужчина. Впрочем, это слабо помогло – он был растерян, обескуражен: она абсолютно обезоружила его своей прямотой и внезапным признанием. Ладно бы еще Паркинсон – в ее куриных мозгах могла зародиться эта мысль, но Грейнджер?!

- Мистер Снейп?

Его коробило это новое обращение. Оно абсурдно звучало из уст девчонки, которая – он знал – навсегда останется его студенткой. Гермиона заметила, как он поморщился, но остановиться не пожелала.

- Предполагается, вы должны как-то ответить? – тихо, но настойчиво спросила девушка. Она скользила взглядом по его лицу и фигуре, замечая, запоминая мельчайшие детали: растерянный взгляд темных глаз, морщинки в уголках губ, нахмуренные брови, тонкие, сильные пальцы с аккуратными, под корень обстриженными ногтями, белоснежные манжеты, край уродливого багрового шрама, выглядывающий из-за жесткого накрахмаленного воротника.

Он молчал. Смотрел на нее, а в голове боролись за право соскользнуть с языка одинаково дурацкие вопросы. Например: «Вы в своем уме?!». Конечно, она в своем уме – она лучшая студентка, каких он вообще учил, и с логикой у нее все в порядке. Или: «Вы серьезно?!». А что, было бы неплохо, если бы все это оказалось шуткой. Но Гермиона Грейнджер - особа исключительно серьезная, и признание далось ей нелегко: вон, руки дрожат, сама как смерть бледная. Хотя, может, она всегда такая – он никогда раньше не обращал на нее внимание. Он вообще не обращал внимания на внешность студентов – если только она не выбивалась из приличий. Или вот, самое бесполезное: «Вы ослепли?». Это бы все объясняло, потому что он не так давно смотрелся в зеркало и картину видел весьма нелицеприятную.

- Я понимаю, что это звучит странно, - не дождавшись от него ответа, Гермиона вздохнула и уселась прямо на ближайшую парту. Худые плечи поникли, разом сделав ее похожей на расстроенную плохой оценкой третьекурсницу. – И я, поверьте, не жду от вас ничего… Такого, - хрипло добавила девушка. Северус на всякий случай переместился, чтобы между ними оказался преподавательский стол – массивная, каменная дура, которую не сдвинул бы с места и Хагрид. Не то чтобы он опасался Гермиону – но после того, что она уже наговорила, он теперь не знал чего ждать. Как ни странно гнева он не испытывал. Досаду – возможно. Удивление – в полной мере. И где-то на горизонте плескалось сочувствие – просто потому, что он знал, каково это.

- Я ведь давно… - она запнулась, словно не решаясь произнести слишком тяжелые для ее возраста слова, - вы давно нравитесь мне. Еще с пятого курса… И я никогда не позволяла себе даже думать… Мне только хочется, чтобы вы сами сказали это, - Гермиона подняла на него глаза, в которых надежда плескалась пополам с подступающим разочарованием. – Пожалуйста? Я… Нравлюсь вам?

Нравлюсь. И слово-то какое… Школьное. Детское. Она и понятия не имела о настоящих чувствах или боли, с ними связанной. Хорошо, если Крам ее целоваться научил – но дальше явно не зашел.

Северус почувствовал гадливость – даже думать о ней в таком ключе было неправильно, ненормально. Словно он допускал мысль… Мерлин помоги ему, что за извращение?

- Нет! – может, вырвалось немного громче, чем требовалось, но что сказано, то сказано. Гермиона вздрогнула, как от удара, резко опустила голову, втягивая воздух, открывая его взору тугой пучок с заткнутой в него волшебной палочкой. Северус поджал губы, подавив неуместный ядовитый комментарий, и уже спокойно добавил: - Нет, мисс Грейнджер, вы мне не нравитесь и никогда не нравились. И я…

- Спасибо, я поняла! – голос ее тоже прозвучал выше, чем обычно, и оборвался на самой высокой ноте. Снейп неловко замолчал, так и не договорив. Мучительная тишина длилась и длилась. Гермиона перебирала пальцами кольца браслета, низко опустив голову. Он изнемогал от абсурдности и нелепости ситуации, мечтал о том, чтобы кто-нибудь вошел, избавив его от необходимости продолжать их общение, и никак не мог отвязаться от идиотских вопросов в голове: как могла такая девушка, как она (героиня войны, красавица (наверное?), гриффиндорка, отличница и пр.) влюбиться в него? Это что, какая-то особая форма извращения? Глупая гриффиндорская жертвенность? Детские комплексы? И что он такого натворил четыре года назад?

- Спасибо, профессор Снейп, - возвращение к «профессору» оказалось неожиданным, и он вздрогнул, поднимая на нее глаза. Перевоплощение было разительным – Гермиона вновь выпрямилась (вздернутый подбородок доминировал) и уже стояла у дверей. В спокойных, сухих глазах читалось едва не облегчение. – Спасибо за те знания, что вы давали нам, и за все ваши потраченные нервы. До свидания, профессор Снейп.

И она ушла. Вот так просто. Спокойно, без слез, без лишних вопросов. Стук ее каблучков еще некоторое время эхом отдавался в каменных коридорах, а потом стих – и Северус понял, что Гермиону Грейнджер он больше не увидит. Она оставила ему свои чувства, словно в насмешку, облегчила душу и ушла, умиротворенная. А он остался – наедине с так и не заданными вопросами. Почему?..

Мужчина рассеянно запустил руку в волосы, как всегда в минуты раздрая, и на лицо тут же посыпался порошок. Досадливо фыркнув, он хлопнул дверью кладовки, запирая ее (завтра разберется с тем бардаком, что умудрился устроить), и отправился к себе. Где-то в другом конце замка, несколькими этажами выше и парой сотней метров левее, играла музыка, и веселились студенты, отмечая свой последний день в Хогвартсе. Этот курс был особенным – первый выпуск после войны. Почти каждый из них имел на груди почетный орден Мерлина – за храбрость, мужество и силу духа, а то и все три сразу. Кто-то носил почетное звание героя Британии. Эти дети имели за спиной больше пережитых смертей, чем некоторые – за всю жизнь. Даже Северус едва сдержался от потрясенного вздоха, когда Минерва наградила посмертными дипломами не доживших до этого дня студентов. Поттер обнимал свою новоиспеченную жену, Уизли растерянно держал Грейнджер за трясущиеся плечи.

Но с наступлением вечера ничто не напоминало о том, что им пришлось пережить. Седьмой курс гудел и стоял на ушах так же, как это делали все предыдущие выпуски. И, вероятно, так же, как и раньше, некоторые из них решили расставить все точки над «i» - высказать тем, кому хотели, претензии за годы мучений, например. Все эти годы к нему приходили сотни таких вот «оригиналов», он даже делал ставки – рекорды побил девяносто шестой. Но в этом году… Черт возьми, НИКОГО! Конечно, стоило связать это с отчаянными защитными воплями Поттера в суде, хотя его дело так и не закрыли, расследование продолжалось, и Северус не заметил, чтобы отношение студентов к нему сильно изменилось. Но Грейнджер…

Он зажмурился и потряс головой, пытаясь изгнать эти до оскомины неловкие воспоминания. Он даже не знал, чему удивлялся больше – что это была именно она или что влюбилась она в него?

Интересно, что девчонка делает теперь?

Почему-то казалось странным то, как она ушла. Даже в чем-то оскорбительным. Она же говорила, что любит его, так?

Хотя нет. Она сказала «вы нравитесь мне». Это что, какой-то новый модный жаргон? Или они теперь так чувствуют? Легко, не больно и беззаботно. Сказала и ушла.

Раздраженно фыркнув, маг взмахнул палочкой, призывая доску достижений, на которой фиксировались вот уже семнадцать лет рейтинги недовольства его персоной. Последние восемь лет лидировал Гриффиндор – количество желающих высказать в конце года претензии к его стилю преподавания и личности в частности росло в геометрической прогрессии со стажем обучения Поттера. Однако сегодня… Сегодня он с отвращением нарисовал жирный ноль.

В потухшем камине вспыхнули и погасли искры – декан факультета Слизерин никого не желал видеть.

Северус подумал и исправил ноль на -1. В конце концов, Грейнджер совершила нечто из ряда вон выходящее.