Се ля ви...

Се ля ви...

- Ой… Валентина Михайловна..! Шадитешь, пожалушта!
Полная, по всему видно, раньше времени постаревшая женщина как-то очень бойко вскочила с кресла автобуса, желая уступить мне место. Мне показалось, что я значительно моложе её… Как-то всё это было неловко. Автобус направлялся с кладбища на поминки. Похоронили мать друга мужа. Наверное, эта женщина родственница другу мужа… Однако, когда мы ехали на кладбище, всем хватило мест, а тут как будто народу стало больше. Да! И откуда она знает моё имя?
- Нет, нет… Не беспокойтесь… Мне не тяжело.
- Валентина Михайловна! Вы меня не узнаёте, што ль? Я – Таня… Вы в нашей школе работали… Вы у наш рушкий вели…
Боже мой! Это Таня! Хрупкая девочка из 6-го класса…
В эту школу никто из выпускников педучилища не хотел ехать. Рыдали на распределении, тогда ещё такое было, но отказывались ехать в этот сельский интернат для олигофренов. А я, как правило, обычно шла туда, куда никто не хотел… Должен же кто-то дырки затыкать… Часов у меня было много. Первый класс и 5-ый и 6-ой класс. Русский и литература. Программа 5-го класса равнялась программе третьего обычной школы, а всё остальное сравнить невозможно было. Память этих детей была ну очень недолга, чуть больше информации, чем может воспринять такой ребёнок и он забывает даже то, что уже понял, потому и были возможны такие диалоги на уроке:
- Калягин, какая часть слова называется окончанием?
- Окончательная.
- Ну, это понятно. Как она определяется в учебнике?
- Не знаю…
- Повтори: изменяемая часть слова называется окончанием.
- …называется окончанием…
- Ну, а какая часть слова-то?
- Не знай…
- А как называется изменяемая часть слова, Калягин?
- Не знай… - снова пожал он плечами.
Вот это и было тяжело. Родители этих детей были или такими же как они, дебилами, или алкашами беспробудными. Хотя встречались там и вполне здоровые дети. Просто обиженные. Жизнью. Была там девочка-отличница в пятом классе. Отличалась умом и сообразительностью. «Как же ты сюда попала?» - спросила я её. « Часто в стогу ночевала. Папка пьяный бил всех, когда домой приходил. Я там и пряталась от него. Приходила в школу в соломе и с невыученными уроками… А когда поняла, что меня хотят в интернат отправить, испугалась… На комиссии молчала… Я все ответы знала, но не понимала, как надо отвечать, правильно или неправильно, чтобы меня из дома не забирали… Вот и молчала. И они решили, что я дурочка. Вот и отправили меня сюда…» Печально. Я обратилась к директору, мол, девочка маленькая по росту, если вернуть её в общеобразовательную школу в третий класс, она потянет и сможет закончить нормальную школу. «Что вы лезете, куда вас не просят? Нашей школе отличники тоже нужны!» - закрыл тему директор. А Танюшка… Танюшка жила с матерью-одиночкой, которая работала нянечкой в больнице. И была известна тем, что на отлично выполнив свои обязательства, могла приложиться ко всему, в чём есть хоть немного спирта… И от какого очередного собутыльника дочку родила, она попросту не могла даже предположить…
И хотя дети эти не блистали умом, они были трудолюбивы и в должной мере ответственны. Главным предметом в школе был труд. Девочки учились шить и готовить, а мальчики работать с плотницкими инструментами. Девочки шили простыни, наволочки и мужские трусы. А мальчики делали оконные рамы, двери, калитки, штакетник, разделочные доски. Всё это оформлялось как товар и поступало в магазин. А ещё эти детки были необыкновенно заботливы, внимательны и совсем не брезгливы. Но почему-то считалось, что нянечками им быть нельзя, мол, опасно для больных, мало ли чего сдури они не сделают! Как будто те, кто дебилами не считаются, не впадают в дурь время от времени…
Об их заботливости я знаю не понаслышке. Работая в этой школе, успела выйти замуж и даже забеременеть. А в школе этой учителя после занятий передавали класс воспитателям, чтобы был порядок. Только в первом классе детишки в этой школе совсем не умеют проситься в туалет. И, хотя всякий раз перед уроком спрашиваешь, не хочет ли кто-то пописать или покакать, редко кто признаётся… Так что к концу занятий в специальном ведре скапливалось энное количество, мягко говоря, нечистого белья. Нет, в конце концов ты их приучаешь к порядку, но первые месяца два это ведро было страшным сном для учителей начальных классов. Дело в том, что прачек в школе не было. Не положено. Потому и воспитатель не принимала это ведро ни под каким соусом, у самой к вечеру будет столько же.
А вот теперь представьте, что я с токсикозом стираю эти вещи… Девочки из старших классов заметили, что мне это даётся с трудом, и тогда Таня организовала тайное дежурство. Тайное, потому что труд детей в личных целях использовать было нельзя. Об этом мне сама Таня сказала. Так вот, она приходила каждый день в первый класс после уроков и уносила ведро с обкаканными штанами в прачечную. Там они с девочками быстренько всё это отстирывали, а я приходила только чтобы развесить у всех на глазах отстиранные штанишки… Так они меня спасали от несуразицы жизни.
Детки меня любили. Ещё и потому, что я вела в школе драматический кружок. А дети эти отличаются необыкновенным послушанием. Такие артисты просто мечта режиссёра. Достаточно только один раз показать им, что ты от них ждёшь, как они повторят это во сто крат убедительней. Им давались самые сложные вещи. «Мы долго говорили о Рублёве, о сложном и нерукотворном свете…» Когда они это произносили со сцены на каком-нибудь смотре художественной самодеятельности районного масштаба, жюри не могло остаться равнодушным. Мы везли с таких конкурсов самые ценные дипломы, опережая детей из общеобразовательных школ. Им это так нравилось! И праздники школьные все наши были. Вот они меня и любили… Танюшка плохо произносила звук «с». Так я для неё какие-нибудь юмористические тексты подбирала. А-то и писала…
Впоследствии я только однажды встретилась с Танюшкой. Работала я уже в одной из школ областного центра, стою на остановке после занятий. Вечер. Людей на остановке много. Конец рабочего дня. Среди них много родителей детей, которые учились в нашей математической школе. Все такие степенные, такие успешные. С английским достоинством приветствуют меня лёгким поклоном головы, встретившись со мной глазами. И вдруг!
- Валентина Михайловна! Щдравштвуйте! Как я ваш давно не видела!.. Ой. Вы такая же крашивая! Как тогда, когда нашей учительницей были… Ой, мы ваш так любили, так любили! - подбежавшая ко мне молодая женщина уже внушительных объёмов подхватила меня под мышки, подкинула вверх, поймала и поставила на ноги… Конечно, не очень высоко подкинула, но зато это заметили все, кто стоял на остановке. И пока я мучительно пыталась понять, кто это передо мной, она продолжала свой рассказ:
- А я теперь тоже в городе живу! А работаю вмешто мамы, нянечкой. – Тут меня осенило: это же Танюшка! Надо ж как изменилась… А взгляд-то всё равно такой же наивный. И добрый. Танюшка… - Ой, Валентина Михайловна, а что это вы к нам в больничу никогда не приходите? У наш вше женщины города бывают. И даже не раж… А вы – ни ражу не были… Я там штолько жнакомых вштретила, а вы вщё не приходите и не приходите…
- А в какой больнице-то ты работаешь?
- Да в архирейке! У наш вще женщины города аборты делают. А вы где-то в другом меште аборты делаете?
Я замерла и боялась обернуться, чтобы не встретиться глазами с родителями учеников из своей престижной школы. «Ничего себе, - скажут они, - учительница! Каких учеников-то воспитала! А теперь вот наших учит…» Ну, как им объяснить, что жизнь-то разная бывает… И любовь тоже.
Тут подошёл мой троллейбус, я только и успела сказать:
- Танюшка, я рада была тебя встретить, но мне нужно ехать… - и юркнула в открытую дверь.
«Да… Танюшку, наверное, тоже ждёт судьба матери. Жалко девочку. Такая она добрая… Только смешная, неуклюжая, глупая. Оттого и жалко особенно. Хотя. Кто её знает, может она и не нуждается в жалости, может, она сама способна пожалеть всех? Одета она, конечно, супер просто, но чистенько. Всё постирано, отглажено… Так что всё нормально.» Я выглянула в открытое окно троллейбуса, он ещё не тронулся, а Танюшка увидела меня, подскочила к окну и торопливо сообщила:
- Ой, Валентина Михайловна, я не ушпела вам шкажать. Я замуж вышла и уже двоих детишек родила! А у ваш дети ешть?
- Да, Танюш, тоже двое.
- Ой… Я так рада! Пушть у ваш вщё хорошо будет!
- И тебе, Танюш, всего хорошего.
А вот сейчас она уступила место мне в автобусе. Надо же! Как мир тесен! Она какая-то родня Фроловым! Опять чистенько одета. Только видно, что с чужого плеча. Да и то сказать, как она со своими двумя детьми эти кризисы экономические пережила? А этот мужичишка-замухрыжка, который раз в пять меньше её объёмом, наверное, и есть муж… Мог ли он обеспечить существование семьи? Однако, тоже чистенько и аккуратненько одет. Танюшка молодец. Свою марку держит. Только уж больно она изношенной выглядит… И поправилась слишком. Может, нездорова просто?
- Это муж твой, Таня?
- Да, это мужик мой. Мы с ним всю жизнь вместе.
- А дети где же?
- Дома. Ждут нас. Мы им обещали пирогов привезти… А мамку я уже похоронила…
Автобус остановился около столовой, где были заказаны поминки. Мы вышли, но нас попросили подождать минут десять, не заходить пока внутрь. Ко мне подошла сноха похороненной нами женщины сегодня, Лена:
- Валентина, а что это за люди, с которыми ты общалась в автобусе?
- А разве они не ваши родственники?
- Нет, я первый раз их вижу. Ты не узнаешь, откуда они взялись?
Танюшка вместе с мужем стояла в стороне и вместе со всеми дожидалась приглашения войти в столовую. Я подошла к ней.
- Тань, а тётя Клава кем тебе приходилась?
- Какая тётя Клава?
- Которую мы похоронили сегодня…
- А-а-а! Так мы ш ней не были жнакомы… Живём мы так. По-другому не получилось выжить… Мы приезжаем на кладбище, когда здесь похороны, а потом поминать со всеми едем. Ждещь ведь и покормят, и ш шобой можно будет вжять. Пирогов. Детям… А что, наш хотят прогнать?
- А разве прогоняли раньше?
- Нет, не прогоняли… Мы ж не прошто так едим… Мы молимща за помёрших…
- Да нет-нет, Таня, не беспокойся. Молись и впредь…
Я подошла к Елене.
- Лена, это моя бывшая ученица со сложной судьбой, из вспомогательной школы. Они с мужем так живут. Вернее, выживают. Ездят по поминкам, так и питаются. Да ещё и детям пирогов с собой увозят. Вы их не гоните…
- Конечно, не прогоним… Они же не объедают, а поминают.
Когда помины дошли до пирогов с компотом, Лена подошла к Танюшке с пакетом, в котором лежали не только пироги, но и баночки с супом и с котлетками. Для детишек.