Se trouve suffisamment - Хватит лжи

Se trouve suffisamment - Хватит лжи

Оз­на­мено­вани­ем то­го, что я при па­дении с ло­шади не свер­ну­ла шею, ста­ла рез­кая боль в го­лове и во всём те­ле. Ра­зом­кнуть отя­желев­шие ве­ки не бы­ло сил. Но да­же в по­лубес­созна­тель­ном сос­то­янии я чувс­тво­вала при­кос­но­вение прох­ладной мок­рой тка­ни к сво­ему лбу.
Сде­лала не­лов­кую по­пыт­ку при­под­нять­ся с зем­ли, но нек­то чуть на­давил мне на пле­чи, зас­та­вив ле­жать в том по­ложе­нии, в ко­тором я пре­быва­ла из­на­чаль­но.
— Спо­кой­но ле­жи, — уз­на­ла я го­лос Оливье, слы­шащий­ся, слов­но сквозь ва­ту; та­кой род­ной, глу­боко­го и тёп­ло­го тем­бра — сей­час в нём скво­зит лишь еле сдер­жи­ва­емая ярость, с тру­дом под­да­юща­яся его кон­тро­лю.
— Оливье, — проз­ву­чал тус­кло мой хрип­лый не­уве­рен­ный го­лос, дро­жа и сры­ва­ясь, — я… я не… в-ви­нова­та… про­шу, выс­лу­шай, я всё те­бе объ­яс­ню! — вскри­чала я в от­ча­янии, вце­пив­шись в его ру­ку, как хва­та­ет­ся уто­па­ющий за единс­твен­ную со­ломин­ку, всё же ле­лея сла­бую на­деж­ду спас­тись, ког­да, ка­залось бы, всё уже кон­че­но.
— Что ты мне объ­яс­нишь, лгунья?! — Рез­ко от­пихнув мои дро­жащие ру­ки, Оливье про­дол­жил про­тирать хо­лод­ным плат­ком, смо­чен­ным в пру­ду, моё пы­ла­ющее от жгу­чего сты­да и го­речи ли­цо. — Как из­во­рачи­валась, вра­ла на каж­дом ша­гу? — прос­коль­зну­ли нот­ки скор­би в его гнев­ном сры­ва­ющем­ся на фаль­цет го­лосе. — Рас­ска­жешь, как ты обес­чести­ла не толь­ко ме­ня, но и весь мой род, сме­шав с грязью моё имя и лю­бовь к те­бе?
— Оливье, род­ной мой, — по­пыта­лась я ска­зать хоть что-то в свою за­щиту, но он обор­вал ме­ня:
— За­мол­чи! — его ру­ки, бес­це­ремон­но схва­тив за пле­чи, при­под­ня­ли ме­ня и прис­ло­нили к рас­ту­щему ря­дом с пру­дом ве­ково­му ду­бу. — Луч­ше ме­ня не зли…
Всхлип­нув, я об­хва­тила ру­ками ко­лени и ут­кну­лась в них ли­цом, что­бы муж не ви­дел мо­их слёз, буд­то об­жи­га­ющих гла­за, сте­ка­ющих ручь­ями по ще­кам.
— На, вы­пей, — при­под­няв за под­бо­родок моё ли­цо, он по­дал мне фля­гу, из ко­торой я сде­лала па­ру глот­ков ви­на. Ста­ло нем­но­го луч­ше.
— Спа­сибо, — про­шеп­та­ла я, не ре­ша­ясь взгля­нуть в ли­цо сво­ему суп­ру­гу, и хоть ли­ца его я не ви­дела, прон­зи­тель­ный и тя­жёлый гнев­ный взгляд на се­бе ощу­щала. И не­куда деть­ся от это­го взгля­да, ка­залось, спо­соб­но­го про­жечь во мне ды­ру.
— Хо­рошо, что эту ли­лию на тво­ём пле­че ник­то из гос­тей не ви­дел, — про­цедил он зло сквозь зу­бы, сни­мая с се­бя плащ и наб­ро­сив его на мои дро­жащие пле­чи. Ус­пев за­мёр­знуть да­леко не от хо­лода, я тут же за­кута­лась в плащ Оливье, хра­нив­ший его теп­ло с лёг­ким за­пахом ду­хов и его ко­жи. — Сей­час мы вер­нёмся к гос­тям, и ты са­ма им ска­жешь, что пос­ле па­дения с ло­шади очень пло­хо се­бя чувс­тву­ешь.
— Да, Оливье, — отоз­ва­лась я с грус­тной по­кор­ностью, — как ска­жешь… про­шу, поз­воль мне объ­яс­нить…
— До­ма мне всё объ­яс­нишь! — пе­ребил Оливье, под­няв ме­ня с зем­ли и пос­та­вив на но­ги, дер­жа за лок­ти и не да­вая осесть на зем­лю, к ко­торой всё силь­нее при­дав­ли­вал ме­ня нез­ри­мый гне­тущий и тяж­кий груз. — Я до­верял те­бе, — го­ворил муж, как в ка­ком-то по­луза­бытьи, ве­дя ме­ня до­мой, дер­жа под ло­коть, — счи­тал те­бя ис­крен­ней, не­пороч­ной, нес­по­соб­ной на прит­ворс­тво… Мень­ше все­го я ожи­дал уда­ра но­жом в спи­ну от сво­ей же­ны, ко­торой до­верял и ко­торую… не­важ­но, всё рав­но ты уто­пила во лжи то свет­лое, что бы­ло…

Не най­дя, что ска­зать му­жу, я по­дав­ленно мол­ча­ла весь тот от­ре­зок вре­мени, ко­торый за­нял наш путь до­мой. Не про­ронил ни од­но­го сло­ва и Оливье, толь­ко его мол­ча­ние бы­ло ско­рее тя­жёлым, скры­ва­ющим гнев, объ­яв­ший мо­лодо­го муж­чи­ну.
Мне чу­дил­ся ис­хо­дящий от суп­ру­га за­пах рас­ка­лён­но­го ме­тал­ла, его ру­ка не от­пуска­ла мо­его лок­тя.
Я не ре­шалась под­нять го­ловы и пос­мотреть му­жу в гла­за, всю до­рогу раз­гля­дывая нос­ки сво­их ту­фель. Бе­зыс­ходная тос­ка и горь­кое от­ча­яние, усу­губ­ля­емые чувс­твом ви­ны пе­ред ним, и вмес­те с уми­ра­ющей на­деж­дой, разъ­еда­ли мне ду­шу и сер­дце.