Кофейня усталых сердец на перепутье миров. Место, где вечная ночь — и где раз в год, всего один раз, идёт снег, занося целый свет, и в самый глухой и тёмный час возможно подлинное чудо…
"Так почему не со мной?" — думала Тони, пряча лицо в воротник дутого пальто. По улицам мело, тротуары, ещё в обед слякотные, превратились в каток, и она осторожно переставляла натруженные ноги в таких же дутых, как пальто, ярко-синих сапогах. Ноги у фей слабое место. Слишком хрупкие кости.
В тесном тупичке за углом не было огней. То, что она искала. Стянув перчатку, Тони нащупала в кармане кофейное зёрнышко и углубилась в темноту. Шаг, ещё шаг. Как только её глаза перестали различать изломы ледяной корки под подошвами, всё изменилось.
Городской шум как отрезало, не стало снега, исчез тупичок, зажатый меж высотными зданиями. Улица, открывшаяся на его месте, была безмолвна и черна. Не горели фонари, не светились окна, не разрывали мрак фары машин. Лишь звёзды, непривычно яркие и крупные, сияли с высоты, прорисовывая во тьме силуэты островерхих крыш, размытые настолько, что казалось, это не дома, а призраки домов. Но разве в призрачном мире может быть по-другому?..
Тони не знала, день сейчас или ночь. Время здесь текло по-своему, а солнце всходило лишь для тех, у кого в душе свет. И пространство ощущалось иначе. Один из домов был как будто реальнее и ближе прочих. Он стоял через улицу, но стоило двинуться с места, и Тони очутилась на крыльце — едва не стукнувшись плечами с рослым человеком в длинном кожаном плаще и шляпе, надвинутой на лоб.
Оба инстинктивно отпрянули. Над крыльцом вспыхнула лампа, и Тони увидела лицо незнакомца. Мрачное выражение, жёсткие, если не сказать, хищные черты и глаза цвета сажи, в которых не отражался свет. Не горел огонь души…
— Ты?! — вырвалось у него.
И она вернула ему возглас — с отчётливой неприязнью:
— Ты?
Они посмотрели друг на друга.
Мужчина усмехнулся и, протянув руку, открыл перед ней дверь.
Тони не хотела принимать его галантность, но мягко освещённое нутро дома дышало теплом и дивным ароматом кофе, и, помешкав, она переступила порог.
В кофейне всё было, как она помнила — уютно и просто, однако сегодня в центре пустого ещё зала царила красавица ель в золотых и алых шарах, в бантах, снежинках и волшебных блёстках, которые перебегали по пушистым лапам, рождая таинственное мерцание в глубине цветного стекла. В душе Тони поднялось радостное чувство. Она засмотрелась на танец чарующих отсветов и не сразу заметила, что в кофейне уже есть пара гостей…
***
Ксавьер прикрыл за собой дверь, не выпуская из поля зрения двоих у стойки.
Они сидели на высоких барных стульях лицом друг к другу. Мужчина, похожий на наёмника или охотника за головами: куртка военного кроя, короткий ёжик волос цвета соли с перцем, колючий взгляд и тот характерный пепельно-бурый оттенок кожи, какой бывает у человека, много времени проводящего в бездне. Если он, конечно, человек. Женщина тоже не первой молодости, но роскошная. Грива золотых кудрей, пышные формы, обтянутые блестящей алой тканью, юбки расстелены по полу, на кукольном лице броский макияж — со сцены она, что ли? Или с панели?..
За стойкой никого не было.
Ксавьер подошёл ближе, и наёмник спросил:
— Вы кто такие?
— И тебе доброго дня, приятель, — Ксавьер уселся на соседний стул. — Где Ник?
— Да кто ж его знает, — подала голос женщина. Будто соловушка трелью разлилась — с одной поправкой: птичка была сильно не в духе. — Сбросил сообщение: ты мне нужна. А сам где-то пропадает! Сидим вот, ждём непонятно чего.
Рядом с ней комом лежало манто леопардового окраса. Искусственное. Натуральный мех Ксавьер чуял нутром — для этого в нём ещё оставалось достаточно от дракона.
— Похоже, нас всех вызвали, — сказал он.
Бросил на стойку кофейное зерно, и оно с мягким стуком покатилось по дубовой столешнице, будто орешек, облитый шоколадом.
От ёлки подошла фея, шурша своим безобразным пальто, и положила рядом ещё одно зёрнышко. Такое же крупное, хорошо прожаренное, как у Ксавьера, самое обычное на вид.
Наёмник переглянулся с блондинкой в красном.
Через полминуты на прилавке лежали уже четыре кофейных зерна. А дальше произошло странное. Зёрна пришли в движение и соединились между собой в четырёхлепестковую фигуру, словно железные опилки, притянутые к магниту. Что-то щёлкнуло в углу. Включился музыкальный автомат, и зазвучал низкий глуховатый голос, который нельзя было не узнать:
— Спасибо, друзья, что пришли. Не хочу, чтобы вы чувствовали себя должниками, обязанными платить по счетам, но дела таковы, что мне больше не к кому обратиться. Каждый из вас однажды сказал, что если будет нужен, мне стоит лишь позвать. Что ж, момент наступил. Вы знаете, какая ночь впереди, и знаете, что в эту ночь кофейня должна работать, что бы ни случилось. Однако именно сегодня мне нужно уйти, — голос помедлил. — Не буду говорить, что это вопрос жизни и смерти, и всё же… Есть женщина, которая мне очень дорога. Эмма, ты в курсе.
Блондинка раскрыла глаза, будто в испуге, и кивнула, нахмурив разрисованное лицо.
— Для неё подошло время переродиться, — продолжал Ник. — Если я не буду рядом, не буду держать её за руку, смотреть ей в глаза, повторять имя, в своём новом рождении она забудет меня, и мы потеряем друг друга навсегда. Прошу вас присмотреть за кофейней, пока меня нет. Усталые сердца должны находить утешение и надежду, а высшие должны знать, что бездна надёжно заперта. Я вернусь до того, как пробьют часы, чтобы чьё-то желание исполнилось, как заведено. А пока полагаюсь на вашу помощь. И простите меня за это бремя. Ваш друг Ник.