Странный "испанец"
Этот бой запомнился Джереми Питту надолго. Так случилось, что «Арабелла» вышла в плавание в одиночестве. Ибервиль с Кристианом получили согласие капитана Блада на самостоятельный рейд для поддержки соотечественников с французской части Эспаньолы, намеревающихся побеспокоить неуживчивых соседей из Санто-Доминго, а Волверстон занимался кренгованием «Атропос». Был вынужден остаться на Тортуге и Хагторп со своей «Элизабет», нуждающейся в серьезном ремонте.
Блад поначалу собирался дождаться сбора всей эскадры, но неожиданно ему наскучило сидеть в Кайоне, и он решил, по своим собственным словам, «развеяться». Джереми был рад такому решению, потому что безделье не шло на пользу ни команде, ни самому капитану, который в эти дни вдруг принялся совершать рейды иного рода — по тавернам Кайоны.
Они были уже в районе Виргинских островов, когда ранним утром им повстречался испанский корабль, по виду торговый. У Блада вызвал некоторое удивление тот факт, что «испанца» занесло довольно далеко на восток от обычного пути, которым караваны шли в Пуэрто-Рико. Тем не менее он отдал приказ атаковать галеон.
Завидев пиратов, капитан галеона и не подумал бежать, хотя имел такую возможность. Корабли быстро сближались, и после нескольких пушечных залпов подошедшая вплотную «Арабелла» своим бортом ударила в высокий борт галеона. Призовую команду возглавлял Дайк. Блад, стоя на квартердеке в кирасе, наблюдал за абордажем.
С дикими воплями пираты бросились на галеон. Однако им ответил не менее дикий рев, вырывающийся из множества глоток: «груз» корабля составляли солдаты. Дичь оказалась зубастой, и охотники могли с легкостью поменяться с ней местами. Путь к отступлению для Дайка и его людей был отрезан, а из трюмов на палубу испанского корабля выскакивали все новые и новые солдаты. Замешательство, в котором находились пираты, могло дорого им обойтись, но в этот миг Блад рявкнул:
— За мной!
Он сбежал на шкафут и, схватившись за один из свисающих канатов, перемахнул на галеон прямо на испанцев.
Один из солдат взмахнул катлассом, Блад на миг покачнулся, и Джереми подскочил к борту: ему показалось что испанский клинок достал капитана. Но тот уже рубился, прорываясь к Дайку, рубился с такой яростью, что заставил испанцев попятиться.
«Как одержимый!» — пронеслось в голове у штурмана.
Другие пираты прыгали на галеон вслед за Бладом, и ожесточенно сражающейся абордажной команде все же удалось вырваться из кольца испанцев и отступить к «Арабелле». Оставшиеся на ее борту, прикрывая отход товарищей, палили по противнику из мушкетов. Питт уже стоял за штурвалом, напряженно наблюдая за сражением, когда до него долетел громкий голос Блада:
— Отваливаем! Джереми, курс норд!
Дичь попыталась настоять на продолжении знакомства, но пираты огрызались огнем и вовсю работали баграми, отталкиваясь от галеона. Полоска воды между двумя кораблями быстро расширялась, и пара особо ретивых испанцев, ринувшихся на «Арабеллу», плюхнулись в воду. Это охладило боевой пыл у остальных. Через несколько минут в бой вновь вступили канониры, и Питту пришлось применить все свое умение, чтобы ядра причинили как можно меньше ущерба «Арабелле».
Им повезло, что галеон, который получил повреждения еще до начала абордажа, не преследовал их. Не менее дюжины убитых из команды «Арабеллы» остались лежать на испанском корабле. Пираты, злые от неудачи, как все морские черти вместе взятые, долго выкрикивали оскорбления в адрес испанцев и грозно потрясали в воздухе абордажными саблями. С галеона доносились едва различимые из-за расстояния ответные проклятия «еретикам и собакам».
Едва миновала опасность, Джереми передал штурвал одному из рулевых «Арабеллы» и зашел в капитанскую каюту. Снявший кирасу Блад сидел в кресле. Стол перед ним был завален картами, и он склонился над ними, что-то изучая. Это показалось штурману странным, ведь если позволяла обстановка, Блад сразу приступал к оказанию помощи раненым. Хотя в этот раз, несмотря на жаркую схватку, раненых было мало — тот, кто упал под ноги сражающихся, не имел шансов на спасение. Хорошо еще, что теснота палубы не позволила испанцам развернуться как следует.
— Откуда взялся этот чертов галеон? — буркнул Питт.
Блад поднял голову и, хмурясь, ответил:
— Возвращается из набега.
— Солдаты, похоже, из регулярной армии. И всего один корабль?
— Возможно, отстал от своих. Какая нам теперь разница?
Блад был не в духе, но Джереми это не остановило, он и сам был сердит:
— А ты опять полез черту в зубы!
— Боже, Джерри! — неожиданно развеселившись, Блад с иронией взглянул на него. — Ты напоминаешь мне нянюшку, которая норовит водить своего воспитанника на помочах тогда, когда он уже бреется.
— Ты, боюсь, никогда не вырастешь! — с досадой пробормотал Джереми. — Даже когда поседеешь!
— Не слишком-то ты почтителен к капитану, штурман Питт, — усмехнулся Блад. Он помолчал, затем добавил, пожимая плечами: — К тому же, обычно мне везет…
— Ну разумеется. Удача капитана Блада вошла в присловье, — проявил еще большую непочтительность штурман. — Но эта леди весьма переменчива нравом и когда-нибудь ей надоест осыпать тебя своими милостями…
— Но пока-то не надоело, — прервал его Питер. — Брось, Джереми. Мы выпутались в этот раз, выпутаемся и в другой.
Питта подобное заявление совсем не успокоило. Он обиженно насупился, думая о том, что слишком часто в последнее время их капитан, очертя голову, с бешеной яростью бросался в бой. Вот как сегодня. Неудивительно, что испанцы дрогнули. Да, ему везло, и корсары молиться на него были готовы, но Джереми все сильнее тревожился за друга, который безоглядно рисковал собой, не переставая испытывать судьбу.
Молодой человек вздохнул и, вглядевшись в лицо Блада, заметил складку, залегшую меж его бровей и подозрительную бледность, проступающую сквозь загар.
— Все хорошо, Питер? — озабоченно спросил он.
— Нет ничего, заслуживающего твоего столь трагического взгляда, дорогой Джереми, — Блад вновь попытался усмехнуться, но усмешка получилась кривой.
Он потянулся за еще одной картой, лежащей чуть дальше остальных, и вдруг, скрипнув зубами, откинулся на спинку кресла. Джереми увидел, как на его висках выступила испарина, а лицо сделалась серым.
— Ты... ранен? И сидишь тут с этим чертовыми картами? — воскликнул он, злясь уже всерьез.
— Ерунда.
Однако Джереми, мотнув головой, обошел стол и уставился на правую ногу Блада, перетянутую окровавленной тряпкой чуть выше колена:
— И это ты называешь ерундой?!
— Кто здесь врач? — осведомился Блад. — Не смотри на меня с таким ужасом, я всего лишь ненароком потревожил рану. Клянусь, что не собираюсь прямо сейчас переселятся в лучший мир.
— Как это произошло? И как ты добрался до каюты? Где Бенджамен?
Стараясь как можно быстрее вывести «Арабеллу» из-под пушечного огня противника, Джереми не заметил, когда Блад прошел к себе. И теперь он забрасывал Питера вопросами, возмущенно глядя на него. А того, похоже, забавляла ситуация в целом и встревоженный вид его штурмана в частности.
— Отвечаю по порядку: один прыткий испанец полоснул меня своей саблей. Добрался я с помощью Дайка, впрочем, я смог бы проделать это и без его помощи. Бенджамен сейчас придет и принесет горячей воды. Тогда я и займусь это царапиной.
При этих словах Питт вновь покосился на ногу Блада: штанина насквозь пропиталась кровью, а тот как будто и не замечает! И Бенджамен, верно, свалился за борт со своей водой!
— Кровищи-то сколько, — пробормотал он. — Ты уверен, что ничего серьезного?
— Уверен. И хватит уже об этом.
Если бы царапиной! Почти в каждом бою у них были потери, но почему-то в этот раз Питт словно чувствовал боль раны, которой Блад старательно не придавал значения, и в груди вдруг кольнула тревога за этого насмешливого человека, ставшего ему не просто другом, а старшим братом. Возможно потому, что в глазах у того вдруг появилось безразличие.
Наконец вернулся Бенджамен, и штурман поймал взгляд Блада, явно желающего, чтобы Питт вышел. Ну уж дудки! Он набычился и упрямо сказал:
— Я останусь. Говори, что надо делать.
Блад вздохнул:
— Хорошо… Тогда не уподобляйся жене Лота, а возьми мою сумку. И помоги мне перебраться вон на тот рундук. Придется наложить пару швов.
У Джереми вдруг пересохло в горле, и он поперхнулся, поняв, что Питер собрался сам себя штопать. Раньше это как-то ускользало от его сознания.
— Так ты сам…
— Ну, а кто же еще. Разве что ты окажешь мне такую любезность.
Его невозможный друг усмехался, видя, как Джереми меняется в лице. Черт, Блад наверно будет усмехаться и в день Страшного суда!
«Ну, я и дурак! Кто же еще…» — потерянно подумал Питт.
... Это оказалось совсем не просто. Как Джереми и опасался, рана была намного серьезнее, чем утверждал Питер, и «парой швов» не обошлось. А молодой человек не знал толком, что и делать. Бенджамен, давно уже помогавший в лечении раненых, разбирался во всем гораздо лучше его и быстро подавал требуемое. Так что Джереми оставалось только прижимать раненую ногу к покрытому полотном рундуку. По ставшему белым лицу Блада время от времени пробегала судорога боли, однако он сосредоточено продолжал орудовать иглой. Но вот последний узелок был завязан, и он прислонился спиной к переборке, тяжело дыша.
—Бен, наложи повязку, — тихо сказал он, — Переведу дух, потом проверю, как там раненые.
— Какие проверки! — простонал Питт в отчаянии. — Никто не помирает, иначе его уже притащили бы сюда! Тебе лежать надо, Питер!
— Я как раз и собираюсь прилечь. Будь так любезен, штурман Питт, помоги своему капитану взять курс на койку, — сказал Блад.
— Черт, Питер, ты когда-нибудь прекратишь насмехаться?
— Надеюсь, что нет, Джерри. Ну же, полный вперед!
Джереми отстранил закончившего перевязку Бенджамена, и Питер медленно встал, опираясь на сильное плечо штурмана. Они добрались до койки, и Джереми помог Бладу лечь и устроить раненую ногу.
— Ну вот, порядок. Благодарю.
У Джереми внутри возник холодный ком, будто он залпом выпил кружку ледяной воды, да не одну.
— Я загляну к парням вместе с Бенджаменом. Если там кто-нибудь и вправду загибается, будь спокоен, мы дадим тебе знать, — нарочито грубо ответил он и моргнул, потому что его зрение на миг утратило ясность.
— Обязательно, — пробормотал Блад.
Питт поманил рукой Бенджамена, и они вышли из каюты, прихватив сумку с лекарствами и тихо закрыв за собой дверь. Не успели они сделать и пары шагов, как столкнулись с Дайком.
— Где капитан? — громко спросил он.
Джереми поволок его прочь от дверей каюты, шипя при этом, как целый клубок рассерженных гадюк:
— Не ори, сделай милость! Капитану нужен отдых! Что стряслось? Кто-то при смерти? Нападение? Испанцы? Кит Ионы?
— Ничего такого, — сбавил обороты лейтенант, — Но Питер собирался заняться моими парнями…
— Сегодня мы за него, — тоном, не терпящим возражений, заявил Питт. — Ты что, не видел, что ему самому досталось? И другим передай, пусть никто его не тревожит… до утра хотя бы.
Дайк неуверенно посмотрел на них, вероятно, сомневаясь в их способностях, но промолчал.
С ранеными пришлось повозиться, хотя к радости Джереми, ничего серьезного, что потребовало бы вмешательства Блада, не было. Хватило навыков Бенджамена, а неопытность Питта искупалась его рвением.
Поздно вечером Джереми поднялся на палубу. «Арабелла» отошла уже далеко от места боя, погода стояла хорошая, и на следующий день на горизонте должна была показаться Тортуга. Поэтому, удостоверившись, что за штурвалом стоит их самый опытный рулевой и корабль точно придерживается выбранного курса, он решил приглядеть ночью за Бладом. Правда, в его каюте был Бенджамен, да и Блад, не привыкший к такому вниманию и заботливости, мог попытаться выставить непрошенного помощника вон, но Питт решил, что сегодня ему следует ослушаться приказа.
Блад все еще спал, когда он вошел. Рядом с койкой на полу стояла зажженная лампа, на рундуке у окон примостился Бенджамен. Он вскинулся, увидев Джереми, но тот махнул ему на дверь и шепнул:
— Иди спать.
На лице слуги Блада отразилось недоумение, но он молча поклонился и вышел.
Блад пошевелился, застонал. Неслышно ступая, Джереми подошел к койке и с беспокойством взглянул на него: у Питера жар, пряди волос прилипли к мокрому лбу. Питт растерянно огляделся и заметил на столе две небольших бутылочки с какими-то снадобьями, выставленные, скорее всего, Бенджаменом. Стоит ли будить Питера, чтобы он выпил лекарство? Надо хотя бы положить ему на лоб холодную тряпку… Зря он влез в это дело, Бенджамен наверняка справился бы лучше. Пока он раздумывал, Блад открыл глаза.
— Джерри? — изумленно спросил он, — Что ты тут делаешь?
— Тебя караулю, чтобы не сбежал, — проворчал Питт
— От вас сбежишь… Почему вы не разбудили меня? Как там раненые?
— Обошлись своими силами. Все живы.
— И то дело. Теперь кликни Бена и отправляйся спать.
— Я только что отослал его. Придется тебе терпеть мое общество. У тебя жар…
— Жар — это нормально. Будь добр, принеси воды и вон те настойки.
Питер сел на кровати и плеснул понемногу из каждой бутылочки в кружку воды, которую держал Джереми. Напившись, он спросил:
— Каковы твои дальнейшие намерения?
— Посижу тут, может, тебе еще что-то понадобится.
— В этом нет никакой необходимости, что на тебя нашло?
Питт упрямо наклонил голову и промолчал.
— Ей-богу, нянюшка — это еще мягко сказано, ты квохчешь надо мной, как курица-наседка! — сказал Блад, не скрывая досады.
Джереми, подавив обиду, негромко ответил:
— Я не помешаю тебе, считай, что меня нет.
Питер устало вздохнул:
— Джереми Питт, ты необыкновенно навязчив.
Потом равнодушно добавил, осторожно вытягиваясь на койке и закрывая глаза:
— Оставайся, если хочешь.
Джереми постоял рядом с ним еще несколько минут, потом отошел и устроился на рундуке, с которого прежде согнал Бена. Он задумчиво смотрел на задремавшего Блада.
Что происходит с их капитаном? Питт не мог бы сказать точно, когда это началось, но смутные подозрения в том, что дело неладно, у него возникали и раньше. Просто сегодня разом нахлынули все эти мысли, и ему стало не по себе.
Может быть он и не отличался особенной интуицией, но Питера он чувствовал. Это проявилось еще когда они были в Бриджоутерской тюрьме, и особенно после того, как они прошли, скованные вместе, тот ужасный путь из Бриджоутера в Таунтон. А потом были месяцы ада на плантациях Бишопа. Без дружеской поддержки Блада он, вероятнее всего, лишился бы рассудка. Даже в тех невыносимых условиях в Питере горела искра, и благодаря этому свету душа Джереми смогла удержаться на самой кромке и не соскользнуть в бездну.
На Тортуге Блад долго колебался, не желая становится корсаром. Все сильно давили на него, в том числе и сам Джереми, и в конце концов Питер, смирившись, уступил им и принял командование «Арабеллой».
Смирившись ли?
Тогда Джереми не придал значения сомнениям своего друга, он был несказанно рад, что все устроилось, да и Блад казался ему вполне довольным жизнью. Капитан воодушевленно принялся оснащать «Арабеллу», и вскоре они вышли в их первое плавание. А дальше — удачи следовали одна за другой, и капитан Блад быстро стал одним из самых прославленных флибустьеров Карибского моря. Их охватила эйфория — от свободы, от той кажущейся легкости, с которой Блад одерживал победы.
Конечно же, и тогда не все было гладко, и Питту приходилось видеть своего капитана не только в момент триумфа, но и неуверенным, и усталым. Но с некоторых пор все пошло… странно. Он подумал об их операции в Маракайбо. Да, Маракайбо! Там у него и возникли первые подозрения. Абсолютно все тогда надеялись — да что надеялись, — были уверены, что Блад непременно найдет выход из той западни, в которой оказалась пиратская эскадра. И никто, даже его близкие друзья — Хагторп и такой проницательный француз Ибервиль, не желал не то чтобы шевельнуть мозгами, а хотя бы заметить, как измотан их капитан. Все требовательно смотрели на него и ждали, что готовое решение выскочит на всеобщее обозрение, подобно рождественскому поросенку, которого на блюде ставят посреди стола. В итоге так и случилось, но в те проклятые ночи, если Питту случалось выйти на палубу, он почти всегда замечал полоску света под дверью капитанской каюты. Утром Блад всегда был энергичен и подтянут, но Джереми стал замечать, что в его глазах все чаще была непонятная тоска.
После того, как они выбрались из ловушки, молодой человек как-то завел разговор на эту тему, но смутился под спокойным и слегка насмешливым взглядом Блада. И, как всегда, тот отшутился и непринужденно перевел разговор на другое.
И что же делать? Питт тяжело вздохнул, его сердце сжалось от неясных дурных предчувствий. Он постарался отогнать мрачные мысли и уверить себя, что это временно и все пройдет…