Сердце огня и льда. Невеста

Глава 1

Айшель

Я просыпалась медленно, осторожно. Позволила ажурной пелене сна соскользнуть и замерла в странном этом, зыбком состоянии на грани пробуждения, наслаждаясь минутами покоя, полными акварельных оттенков обычной утренней суеты.

Коричневый запах кофе и корицы.

Небесно-голубой далёкий шум с улицы.

Солнечная россыпь голосов в коридоре.

Шутки Бевана – вспышки макового алого. Смех Лиссет – сочный рыжий апельсин.

Аромат тумана, мха и ягод рядом – он похож на подёрнутый предрассветной дымкой лес, глубокая тёмная зелень в трепещущей серо-голубой вуали. Тепло обнимающей меня руки – нежная кремовая пастель. Аромат сандала и лета – горький шоколад и пёстрое луговое разнотравье – слабее, Дрэйк, должно быть, в саду, следует неукоснительно привычному распорядку. Так было и в предыдущие дни, но я слишком долго жила без этого хрупкого ощущения уюта, вдали от тех, кого люблю, чтобы не ценить каждое мгновение, не пробовать его на вкус и цвет, не запоминать. Пусть всё повторяется изо дня в день – неважно.

Важны дорогие сердцу люди. Их безопасность, благополучие и счастье.

Надежда на лучшее, что всё будет хорошо.

Вера в будущее.

Понимание, что мы есть друг у друга и так будет ещё очень и очень долго. Быть может, и потом тоже.

Я потянулась, открыла глаза. Улыбнулась Нордану, встретила ответную улыбку, нежную, предназначенную лишь мне одной.

– Доброе утро, – прошептала я.

– Доброе. Как спалось?

– Чудесно. А тебе? Ты сейчас спишь по ночам?

– Сплю, как ни странно. И даже вижу сны.

– Какие?

– Разные, – Нордан коснулся моих волос, перебирая длинные пряди. – По крайней мере, это обычные сны, а не воспоминания, больше похожие на тюрьму, – пальцы замерли вдруг, в льдисто-голубых глазах мелькнула тень беспокойства. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – удивления я не скрыла. – Почему ты спрашиваешь?

– На всякий случай.

Я прислушалась к себе, к теплу лёгкому, чуткому, что ощущала внутри всё чаще, – как прежде, когда носила Эстеллу, чувствовала холод в кончиках пальцев, а порой и во всём теле.

– С нами всё в порядке, – я приподнялась на локте. – Знаю, ты… вы оба немного иначе относитесь к… тому, что было ночью, но я… – я помедлила, подбирая верные, нужные слова, способные разъяснить моё состояние, – ощущаю это по-другому, глубже, полнее. Не просто как… физический акт, но как единение эмоциональное. Я принадлежу тебе и Дрэйку, вы оба – мне. Так будет всегда, и вчера, мне кажется, я впервые прочувствовала этот факт настолько остро, безоговорочно… – смущение нахлынуло неожиданно, и я, смешавшись, уткнулась лицом в плечо Нордана. – Ох… наверное, это трудно объяснить так, чтобы было понятно…

Посторонние не поймут, не примут. Что увидят чужие глаза – разврат, порок и отсутствие морали, нарушение божьих заветов и непристойное поведение, недостойное всякого уважающего себя приличного общества? Лиссет рассказывала, что даже в Афаллии, где по сей день проживало много оборотней, на тройственные союзы порою смотрели косо, осуждали, особенно в провинции и если рядом не было общины оборотней.

Что подумают мои родители?

И бабушка, достопочтенная леди Алессандра Ориони?

– И не надо объяснять, – Нордан погладил меня по плечу. – Достаточно того, что ты чувствуешь.

А значит, чувствуют и они.

– Мои родные будут в ужасе.

– Им придётся смириться. Насколько я помню из твоих писем, они же знают, что ты жива?

– Знают, но и только. Я не решилась рассказать об Эсти, написала, что со мной всё хорошо, просто так сложились обстоятельства – я нахожусь далеко от Альсианы и пока никак не могу приехать. И что им не надо ни приезжать ко мне, ни даже пытаться разыскать меня самим. Писать часто я тоже не могу и им нельзя. Представляю, сколько всего они успели себе вообразить.

Родные искали меня. Знали, что случилось с храмом, какая участь постигла послушниц и жриц. Понимали, что ожидало их дочь, сколь ничтожны шансы найти одну рабыню из множества невольниц, поступавших регулярно в империю и исчезавших бесследно в ненасытной глотке её, что с официальных открытых рынков, что с частных закрытых аукционов. Но всё же не теряли надежды, верили, отказывались смириться и оплакать меня, похоронив в своих сердцах мечту о встрече, о возможности однажды увидеть потерянную дочь живой и невредимой.

– Напиши им, – предложил Нордан вдруг.

– Что? – я снова приподнялась, посмотрела удивлённо в задумчивое лицо.

– Напиши своим родителям, – повторил мужчина, глянул на меня. – Расскажи о себе поподробнее, наверняка они захотят увидеть тебя, как только представится возможность. Ты ведь знаешь адрес? Или спроси у Лисы координаты, по которым отправлялось письмо, если оно шло не обычной почтой.

– Знаю, но…

– Во-первых, котёнок, чем меньше ты тревожишься, тем лучше и для тебя, и для ребёнка, а неведение твоей семьи тебя тревожит, не отрицай, – Нордан посмотрел мне в глаза пристально, ласково, и я поняла – по предвкушающей полуулыбке, по снежной сосредоточенности во взгляде, по сладковатому ежевичному привкусу в запахе, – он обдумывает какую-то идею, замысел, пришедший в голову только что. – Во-вторых, желательно до свадьбы выяснить всё с родными, разобраться с возможными недомолвками, отношением и принятием твоей нынешней жизни. В-третьих, я предпочёл бы поскорее познакомиться с будущими тестем и тёщей. Уверен, Дрэйк меня поддержит в этом решении.