Сердце под прицелом

Пролог

Характерная полифония Nokia 3310, короткие и монотонные ноты аккордеона, минорная растяжка – рингтон мобильника подорвал дисциплину опустевшего учебного корпуса, но не вызвал никаких колебаний внутри меня.

Ничего не дернулось и в момент, когда увидел на экране прозвище Ильиной – «Библиотека». Отклонил вызов, вернул телефон в карман и тем же отточенным шагом продолжил путь.

Старый линолеум поглощал все звуки. Среди отраженных в темных стеклах теней размытыми, но яркими пятнами выделялись желтые лампочки и цветные нашивки строгой уставной формы. Все вокруг дышало порядком, и я двигался, как положено – на автопилоте хладнокровного бойца.

В башке гудело, как в трансформаторной будке. И даже слегка водило. Но это не имело никакого отношения к психологическому напряжению. Голод плюс силовая нагрузка – жесткое комбо даже для такого, как я. Последний раз ел утром, за завтраком. Потом три зачета подряд, один из них по физухе. Кросс, подтягивания, пресс – еле уволок ноги в душ.

"Честь и преданность закону – основа твоей карьеры!"

"Служить и защищать – долг каждого сотрудника МВД!"

"Дисциплина – мать победы!"

С каменным лицом продирался через жернова морального давления к кабинету проректора по воспитательной работе. За четыре года учебы эти гребаные лозунги въелись в мозги, но не повредили нервы.

Коротко постучав, дождался разрешения.

– Войдите!

Исполнил намерение.

А дальше все, блядь, как говорится, закрутилось-завертелось.

Отец находился в углу кабинета. Стоя опирался на массивный серый сейф – нерушимое, как сама система, устаревшее совковое наследие. Лицо красное. Китель расстегнут. В правой руке стакан с чем-то мутным. В воздухе резкий запах медикаментов.

Сильнее всего настораживал взгляд. Потускневший, будто застывший за толстым стеклом. Видел похожий однажды – на похоронах его матери.

Поймав меня в фокус, батя жестко сжал челюсти и тяжело прошагал к столу.

Садиться не стал.

– Курсант Чернов, – громыхнул командным тоном. Хрипота лишь малость сгладила накрывающую, как взрывная волна, силу. – В курсе, по какому поводу здесь?

Не то чтобы меня проняло. Задники в склейку, плечи назад, подбородок вверх – принял строевую стойку чисто на автомате.

– Никак нет, товарищ подполковник, – отбил в тон, четко и ровно, как полагалось, ни хрена при этом не чувствуя.

В потускневшем взгляде отца заблестело ледяное разочарование.

Медленно, почти показательно раскрыл лежащую среди прочей документации папку и зачитал:

– Курсант Ильина Людмила Сергеевна. Беременность – шесть недель акушерского срока.

Сразу после этой новости, следуя негласному протоколу и строго просчитанным маневрам подполковника Чернова, должна была грянуть тишина. Но ее опередил и уничтожил мой мобильник – тот самый рингтон из «Бумера» разлился по кабинету скрипучим траурным маршем.

– Выруби эту дрянь! – заорал батя, резко улетая в абсолютно, блядь, непредвиденный занос.

А я стоял и не думал шевелиться.

Библиотека беременна. Ебать, привет.

В опустевшей голове загремело с такой дурью, будто в нее разрядили магазин винтовки. Мысли вынесло на хрен. Связь с телом оборвалась.

Пропала даже возможность слышать что-то извне.

Видел, как отец, высокопоставленный боевой офицер, выходя за рамки устава и какого-либо регламента, грохотал кулаками о стол и что-то крайне эмоционально горланил, но не улавливал ни звука.

– Ты, мать твою, понимаешь, что натворил?! – пробилось с ревом чуть позже. – Ты подорвал моральный облик курсантов Министерства внутренних дел! Поставил под угрозу не только свою и ее репутацию, но и честь всей нашей семьи! Я, мать, Алексей, Михаил… – дрожа от ярости, угрожающе затряс указательным пальцем. Именно в этот момент озверевшие глаза стали совсем стеклянными. – Было у отца три сына. Два достойных – офицеры, семьянины, гордость страны. Третий… выблядок, – характеристику мне выдал с растяжкой, жуя от злости губы. А после, уже не в состоянии остановиться, выбивал сквозь зубы: – Гаденыш. Подонок. Гнилье.

Я продолжал сохранять неподвижность. Глядя строго перед собой, выдерживал строевую выправку. На лице тоже ни один мускул не дрогнул.

Высечен из гранита.

Но внутри все ходило ходуном. Ошпаренные внутренности свернулись в тугой колючий узел и агрессивно толкнулись в глотку. По спине прокатился огненный шар, оставляя после себя горячий след. Из-под кожи полезли острые, как шипы, мурашки.

– Ты немедленно, – зашипел батя, когда волна его ярости пошла на спад. – Слышишь меня? Немедленно, – давил на срочность, не озвучивая самого действия. – Немедленно женишься на Ильиной, – добил по итогу, заставив меня сорваться с затвора и посмотреть ему в глаза.

– Это исключено, – отрезал я категорично.

Еще не знал, как действовать. Но не жениться же. Бред.

– Исключено? – засвистел отец в новом припадке гнева. – Ты, мать твою, думаешь, у тебя выбор есть?! Думаешь, все глазки закроют, а ты продолжишь шляться кобелем по двору?! Так я тебе скажу: нет, – отрубил решительно. И, будто этого недостаточно, для надежности еще и ором штурманул: – Нет! – сам на этом крике едва не задохнулся. Рвано глотнув кислорода, после небольшой паузы сорванным голосом запричитал, как на отповеди: – Ты, сученыш, сделаешь то, что должен. Иначе я тебя собственными руками удавлю.