День января как всегда прекрасен. Зима обветренными губами целовала и без того замороженные улицы Пушкина. Снег серебряным дождиком лежал на ветвях деревьев, которым так любила украшать новогоднюю ель моя бабушка.
Двадцать первое января – день, когда мы встретились. Встретились так внезапно, но очень тепло, по-домашнему. Десятая годовщина. Собрав все свои вещи, я с радостным настроем помчался к ней. Нам нужно было провести вместе весь день. По пути, не раз скользкие и заснеженные дороги давали о себе знать, а шляпу вот-вот бы сорвало с головы. По возможности не стоял на пешеходных переходах, что задиристыми полосками раскидывались поперёк дороги. Спешащие на работы водители не редко сигналили мне, надеясь, что этот утробный звук парохода вобьёт мне в голову что не стоит перебегать дорогу в неположенном месте, но куда там ветер свистел в ушах, а в нос врезался тёплый запах бензина, или же вязкого дизеля которым водители грузовиков так заботливо наполняют баки своих машин. Спустя час утомительного бега. Финиш полный эмоций, морем накидывал свои волны так, что утонуть в них было делом. Проще пареной репы. Во дворе обычного петербургского дворика, где были грязные, полные песка и соли дороги, стояла светящаяся жизненным счастьем Ави. Как всегда пышно наряженная, с многочисленными серёжками. Белые снежинки на её мощном силуэте соткали красивую накидку. Такая большая она выросла
— Ави! — Крикнул я захлёбываясь в нахлынувшем счастье.
Люди косо посмотрели в мою сторону. Во всей бледной и сверкающей округе не было ни одной девушки. Конечно, у каждого есть свои странности, но как говорят: «Всему есть предел».
Я подошел ближе, заключив в свои объятья излучающие столько душевного тепла. Радость вперемешку с какой-то невнятной симпатией красила печально-холодные просторы. Она единственная кто мог выслушать и понять. Губы нежно шептали её имя.
— Сколько же мы не виделись? Не уж то год!
Возможно, ваши догадки сейчас будут оправданы. А возможно и нет, но думаю, будет всё же лучше, если скажу эту странную, возможно кому-то покажется нелепую правду. Ави – моё любимое, даже можно сказать родовое древо. Все кто был до меня Ходил сюда и радовался, да и все кто будут после уверен не забудут этого места.
Как-то не запомнилось когда, но кем-то с нашего ветвисто-запутанного рода была посажена эта ива.
Если задуматься, то многие навещали древо. Многие любили проводить неподалёку от неё время, но не каждый видел в ней жизнь. Были люди родимые мне, которые отмечали два достаточно значимых дня. Первый день знакомства, когда ива кажется большой, доброй и кажется, начинаешь её воспринимать на уровне кровно близкого себе человека. На первый взгляд покажется старушкой с множеством морщинок, каждая из которых хранит свою историю. А присмотревшись напротив, она становится молодой и статной барышней в полном рассвете сил.
Словно у людей, отмечается день её примерного рожденья. Нет точной даты, но обычно на этот день должен быть толстый слой снега вокруг её корней. В январе, двадцать второго я отмечаю этот праздник светлого дня её появления на этот суровый свет и всегда, в этот день её ветви словно серебряные
Ави — имя перевёртыш, иначе говоря, то же что и «ива». Такое простое и нежное оно подходит ей, словно и иных нет.
Пока карандаш пугливо метался по бумаге, в надежде успеть зарисовать всё, я не заметил, как в сторону дерева направлялся работник какой-то службы.
— Здравствуйте! — С серьёзным видом сказал он. — Вы в полном порядке?
Поднявшись моим глазам, мигом представилась вполне себя возможная ситуация.
— Господин — глаза метнулись в поисках отсутствующего бейджа, — я как раз собирался уйти
Мужчина что-то проворил себе под нос о технике безопасности, и я заметил полосатую ленту.
— А можно поинтересоваться, что здесь происходит?
— Наша группа завтра будет пилить данное дерево. Люди с этого дома, — он обвёл глазами жёлтую четырёхэтажку, — говорят, что ива заслоняет солнечный свет. Закон есть закон. А значит, что нарушать его нельзя. В квартире должно быть светло. А дерево всего лишь ничего не стоящая доска, которую запросто можно убрать.
В горле как будто встала рыбья кость. Сложно давалось дышать. Солёные и горькие вдруг стали мысли. Такие же, как щёки.
—У вас всё в порядке со здоровьем? — Вновь поинтересовался армянин.
— Да. Конечно.
Нервный тон и красные мешки бод лазами выдавали то, что безнадёжно пытались скрыть улыбка и стёртые рукавом слёзы.
Милая, сильная ива доживала свой срок под лучами уходящего солнца. Такая беззащитная она была на грозном фоне человека.
Щелчок красного маркера. И на морщинистой коре красуется красный крест. Прощай Ави... прощай
***
Хруст снега под ногами. Шёл через парк, так путь кажется короче. Вдруг, в сердце больно екнуло, и сорвался на бег. Многими людьми отполированная тропинка была протёрта до льда. Множество чёрных каркасов деревьев обрамляли края дорог. Заполненная снегом канава, в которой так красиво цвели летом незабудки рассекала аллею на две практически ровных части. Вечер накинул тёмное покрывало на сияющее до сего времени голубизной полное далёких звёзд небо.
Один неверный шаг и нога больно подвернулась, ударив лицом в пушистый и воздушный сугроб. Часть его съехала, увлекая за собой всё тело в сказочно страшный путь по крутому обрывистому склону. Больной ногой удалось по воле случая зацепиться за невесть откуда взявшуюся рогатку куста. Пожалуй это и послужило причинной того загадочного хруста.
Будучи уже в канаве с неестественно вывернутой конечностью захотелось кричать, но голос потерян. Пятно багровой крови, истошные вопли, тонкая грань жизни и смерти, но нет. Это лишь картинка. Тупое жжение и горечь на глазах. Голова кружилась, будто меня сейчас стошнит. Тишина. Отсутствие даже самых глухих окликов жизни. Простой чёрный цвет заполнил мутное сознание до самых его глубин. Казалось счастье в этом спокойствии и умиротворении мелкой крупицей вечности отбывало у меня в ладони. Но ненадолго.