Серебряный рассвет

-*-

Широко раскинула свое пуховое одеяло зима. Ни видно ни конца ему, ни края. И стоит над заснеженным царством вечная ночь. Только бледное сияние луны молочно-туманным ореолом растекалось по черному мерцающему бархату, отчего тучи, неспешно проплывающие мимо, и высокие башни ледяного терема начинали светиться, а снежные барханы — искриться серебром.

Серебро. И на земле — на сколько хватает глаз — одно серебро. И в небе будто кто просыпал искрящееся пшено — так много звезд.

Узкая холодная ладонь нервно поглаживала на красивой длинной шее самоцветные каменья тяжелого ожерелья. А встревоженный взгляд льдистых глаз с волнением вглядывался в темноту. Туда, где за гранью этого мира превращалась с ледышку привязанная к ели девушка, нецелованные синеющие губы которой почти бессвязно шептали что-то. Из-за свиста и воя вьюги, бушующей там, в мире людей, Зимерзле было не разобрать слов. Да она и не стремилась.

Еще чуть-чуть! Совсем немного!

Последняя слезинка скользнула по заиндевелому юному лицу.

Задумчиво тряхнув головой, Похвист отшагнул от замёрзшего девичьего тела, скрутил кнут и прыжком взлетел в седло. Сизый конь под ним громко заржал, поднимаясь на дыбы, взрывая снег и растворяясь в нем.

В глубокой пещере под теремом, мерцая и переливаясь, возникла ледяная статуя, а в мире людей утихла буря, крупными хлопьями повалил снег. Среди ветвей послышался робкий пересвист снегирей.

С протяжным скрипом отворилась дверь низенькой покосившейся избушки, крыша которой с одного боку почти вросла в землю, и в заячьем тулупе, наспех запахнутом, вышел старый жрец. Поднял подслеповатые глаза к небу и, опершись на кривую клюку, громко и радостно выдохнул:

— Спасены! Приняла Зимерзла жертву!

Зимерзла горько усмехнулась и поспешила на крыльцо, где уже ржали снежные кони.

— Хозяйка! — Похвист с почтением склонил голову, протягивая Зимерзле серебряную крупинку и взмахом руки распуская братьев-ветров. И те, обратившись вихрями, исчезли в темном небе.

— Спасибо тебе, друг мой, — благодарная улыбка тронула бледные губы, и едва заметная грусть скользнула по холодным глазам. — Никто не пришел?

Похвист с сожалением качнул головой. Зимерзла вновь слабо улыбнулась и осмотрелась. Тихо и спокойно в ее царстве. Вечный покой и вечная ночь… А ведь когда-то было совсем не так.

Что ж, проигравший платит высокую цену. Знай она, чем все закончится, вступилась бы за людей вновь? Не было ответа.

Подбитая белоснежным горностаевым мехом шуба упала на студеный пол, и, подобрав подол словно сотканного из инеев платья, Зимерзла спустилась по мерзлым ступенькам в сокровищницу.

От удара ледяным посохом по каменному полу звонко зазвенели сосульки, а в резном навершии вспыхнуло голубое пламя, отразилось в граненых лепестках ледяных цветов в крышке огромного сундука. Зимерзла дыхнула на замок и тот, щелкнув, разомкнулся. Крышка сама поднялась, открывая взору главное сокровище.

Серебро. Целый сундук серебра. Последние слезы тех, кого так и не пришли спасать.

Зимерзла с сожалением всмотрелась в заплаканное лицо новой статуи. Всё без толку. Не обратить заклятье.

Скинув сизый плащ на лавку, с тяжелым вздохом Похвист опустился на скамью. Вокруг стола суетились неуклюжие снеговики. Сталкивались, рассыпались, собирались вновь. Искали свои глазки-угольки и носы-сосульки. Ворчали. Выставляли на стол ячменное сочиво с медом, кисель из морошки и блины с клюквенным вареньем.

Снеговики, когда-то созданные ради забавы — всё, что теперь осталось от Зи́ма.

Кто бы мог подумать, что потешный бой Зи́ма с Ма́росом выльется в смертельную битву. От поднявшейся бури само звездное плотно скрылось в белой мгле. Колючая стужа Ма́роса проникла в каждое измерение.

Наблюдая, как гаснут миры один за другим, Зимерзла подняла свои войска на защиту Прави и Яви. Бросила клич свободным ветрам. И Похвист явился на выручку. Не один. С братьями.

Вместе они откинули М́ароса в самые темные закоулки Нави. Туда, куда от создания миров не проникал луч света, и откуда ему было не выбраться.

— Отныне, там тебе и место! — Зим опустил булаву и взглянул на Зимерзлу, которая творила замыкающее заклятье. — Сиди и думай, что натворил! Приду за тобой, как срок заклятья истечет.

— А мне и тут хорошо, — зло усмехнулся Марос. От него лучами во все стороны потянулся махровый иней, но коснуться Зиму не сумел, рассыпался об охранное заклятье. — Но коли у меня мрак, то и тебе света не видать.

Черная искра сорвалась с его пальцев и, скользнув в брешь в затягивающемся подобно проруби колдовском замке́, прошила измерения насквозь. Мир Зимерзлы погрузился во тьму. Боль пронзила ее сердце. Ахнув, она согнулась пополам, бессильно хватая воздух руками. А черная искра уже мчалась обратно. И пробив грудь Зи́му, слилась с Ма́росом.

Колдовство замкнулось.

Первый ужас сменился гневом, распалившим ярость. Вспыхнуло синим пламенем навершие резного посоха.

— А он не умер, — вдруг засмеялся Ма́рос. — Разве могу убить любимого брата? Вот так сразу. Но он умрет. Однажды. Питай его жизнями спасенных вами людей. И он будет всего лишь спать. Вечно. Насколько ты жадна, Зимерзла? Или может придумаешь, как отменить мое проклятье?

Едва уловимый треск заставил Похвиста вздрогнуть и обернуться. По стеклу крупными алыми мазками рисовался сложный морозный узор. Пробегавший мимо снеговик, увидев это, испуганно икнул.

— Да неужели! — Похвист вскочил с лавки и бросился к сокровищнице.

Поземка тянулась шлейфом за Зимерзлой. Вот и всё, еще один год почти прошел. Хрустально-тонко зазвенели сосульки. Затрещали. Закрошились. Посыпались на пол.

В недоумении вскинув голову, Зимерзла уронила свой ледяной венец и даже не заметила.

— Да неужели…

— Хозяйка! — зычный голос неверяще-радостно прокатился под ледяными сводами, но Зимерзла и сама уже всё поняла — граненые лепестки на крышке сундука наливались кроваво-алым, оживали.