Последние два дня Хакон только и делал что отдыхал и поднимал нежить. Тренировать внутренний «сосуд» оказалось не так уж и просто. Хаконом было позабыто это чувство давно, ещё даже до его смерти. Чем больше маг колдует – тем больше его сосуд. Это абстрактное хранилище внутренней энергии, которая накапливается у мага. Каждый раз когда маг опустошает хоть толику сосуда, тот растёт. Пусть соотношение расходуемой энергии к расширению этого сосуда мизерно, другого пути нету, во всяком случае доступного сейчас Хакон точно не помнил и вполне возможно не знал в принципе. Итак, двухдневная практика, вроде бы, неплохо увеличила объём энергии, что Хакон мог использовать, хотя это было даже не близкое количество к тому, что имел тот до смерти – ещё много и много изнурительных тренировок и практики ждёт его на пути восхождения.
И всё же, кроме увеличившегося сосуда, были и иные результаты: одиннадцать скелетов пополнили армию мёртвых, под началом Хакона. Один из них, самый крупный, в бывшем черночешуей кобольд, остался без руки, но с лихвой компенсировал это своими габаритами – ростом он выделялся из остальной толпы приспешников, а кость была почти в полтора раза шире.
С ростом штата, была принята раскадровка – четыре кобольда, приняв в свои костяные лапы кирки, в течении всего времени, что Хакон поднимал новых слуг, раскапывали оставшиеся завалы и за два дня с лихвой покрыли этот план.
Пара скелетов числилась в личной прислуге бывшего лича, помогая тому чертить руны и таская мёртвые тушки для ритуалов. Оставшиеся восемь кобольдов разобрали оружие и были рассредоточены по залу гробницы, больше для виду – наличие стражи внушало больше спокойствия нежели если она была бы плотно «упакована» в какой то подсобке, ожидая своего часа.
Без вооружения остались лишь ещё двое, но и им Хакон нашёл удачное применение. Исследуя во время отдыха пещеры, он также наведался в ответвление, из которого дул свежий сквозняк, привнося в грот запах свободы. Пройдя по этому ответвлению, тот нашёл выход на поверхность. Небольшой лаз выходил в густой и непроглядный, дальше чем на пару метров, лес. Лёгкая дымка струилась по земле, нагнетая обстановку – Хакон вовсе не помнил этого место, да и вряд ли стал бы размещать свой основной склеп-гробницу посреди лесной глуши. Да, её бы было труднее найти, но держать оборону и связываться с «внешним» миром было бы очень и очень трудно. Значит, он действительно провёл очень и очень много времени, заключённый в филлактерию, раз за время его смерти огромные деревья возвышались на несколько десятков метров вверх, а ближайшего к нему дерево было не меньше пары метра-двух в обхвате.
- В таком месте нельзя оставаться в неведении… Если кто-то случайно найдёт это место, то быть беде – не факт, что, даже с моей помощью, кобольды смогут удержать склеп. – Размышления вслух легче оседали в голове и подталкивали к идеям, так Хакон всегда считал, а вкупе с недавно появившейся, после обретения физического воплощения, привычки это стало неотъемлемой частью его быта за последние дни.
Однако, выход в этой ситуации был очевиден. Те самые два безоружных кобольда должны стать сигнализацией этого места.
- Вы должно бродить по лесу, скрывая своё присутствие. Если обнаружите разумных – вы должны вернуться в склеп и найти меня и, скажем, прощёлкать челюстью дважды. – Такое распоряжение отдал бывший лич своим новообращённым слугам. Те не могли говорить, Хакон так и не смог вспомнить дополнение к ритуалу, что мог бы не только поднять нежить, но и оставить связки и часть ротовой полости поднимаемой нежити в относительной целостности. Однако, те с лёгкостью могли подавать обусловленные сигналы, используя конечности и челюсть – подобная хитрость очень сильно помогала.
Отпустив нежить на разведку, и приказав скелетам-копателям разбирать кучи мусора, что всё ещё наполняли зал, Хакон, наконец то, смог приступить к осмотру освободившихся от завалов комнат. Взяв с собой пару скелетов-стражников, на всякий случай, он отправился бороздить просторы неизвестного. Первой из четырёх неизвестных комнат, оказался ещё один склад, что пестрел такой же парой сундуков из магического дерева, один из которых правда был в труху размолот упавшим сверху камнем. Сундук определённо пришёл в негодность, а значит, как и кучи прочего мусора, подлежали скорейшей утилизации, сваливанию их в самой дальней пещере, где раньше ютились кобольды.
Следом, была оружейная.Было тут несколько оружейных стоек. Большая их часть пустовала, а клинки, полностью покрывшись ржавчиной, пришли в полную негодность, а потому отправлялись в утиль. Ничего не дала и следующая комната, кроме амброзии запахов давно прошедшей гнили, разложения, и, если такое возможно, ещё большей затхлости. Здесь, судя по всему, был склад различной еды и алхимических реагентов – температура здесь была ниже чем в иных комнатах, по неявным причинам, а холщёвые мешки, полные сгнившего непонятно чего дополняли картину.
- Комната охлаждения – она будет полезна в скором времени, нужно будет восстановить свои навыки не только в некромантии, но и алхимии, как и в прочих научных ответвлениях, где хранение реагентов будет более чем уместно. – Сказал Хакон самому себе, неспешно переводя взгляд на кобольдов-скелетов. Те смотрели на него пустующими глазницами в ожидании приказа. Впрочем, ничего нового. За пару дней тот привык к подобному, необычному вниманию.
Последней комнатой оказались покои. Как любой уважающий себя правитель, Хакон позволил себе роскошь, без ущерба практичности, разве что немного… Кровать с балдахином. Была скорее всего. Сама кровать всё из того же магического древа всё также стояла, а изгнившие тряпки висели, а местами валялись у кровати, мёртвым грузом. За дырами в самом балдахине, экс-лич увидел истлевший человеческий скелет с камнем, пробившим грудь, впрочем уже давно, иначе скелет развалился бы в труху. Видимо, даже став нежитью, личом, Хакону не были чужды полностью плотские утехи, во всяком случае, эстетическое удовольствие созерцания. В комнате также стоял стол из извечного древа, рядом с которым стоял небольшой уже развалившийся сундук, открывающий вид на выцветшие листы бумаги. Возможно письменный стол, возможно стол, где лич вёл свои исследования, возможно и то и другое одновременно. В ящиках стола оказались всё те же истлевший и выцветшие листы бумаги, не дающие ровным счётом ничего. Были в комнате также и несколько картин. Остались от них же только рамки.