Шат'инкхар

Пролог - Мёртвый Всадник

Капли осеннего дождя барабанят за окном. Странное чувство тревоги, терзавшее Валерта уже несколько дней кряду, достигает своего апогея именно сегодня. Даже столь долгожданный отдых — целая неделя вне столичной суеты — не принес успокоения. Тревога терзала старого императора. Терзала, не давая ему сполна насладиться зрелищем разбушевавшейся за окном стихии.

Вода единым мутным и грязным потоком несётся вперёд по тому, что вроде бы должно именоваться главной улицей этой деревеньки, но сейчас являет собой не более чем какое-то странное подобие разбушевавшейся речки. По ней стремительно проносится мусор: щепки, обломки досок, колесо от телеги… Знакомое колесо. С лёгкой улыбкой Валерт припомнил, что оно принадлежало Тарвагу — местному трубочнику. 

Тот так и не закрепил его. А ведь жена пилила Тарвага целую неделю, требуя наконец-то починить треклятую повозку, но старый трубочник всё качал головой, да лениво бормотал: «Что с ней станется?» Ну вот. Сталось. Будет теперь ходить мрачнее тучи, да выискивать уплывшее колесо, попутно получая оплеухи от жены, которая, само собой, не забудет напомнить обормоту о том, что «она же говорила». Жёны, они такие. 

Но сейчас и Тарваг, и его сварливая баба, и любой хоть сколько-нибудь разумный житель деревни будет сидеть под крепкой крышей родного дома. Крышей, по которой с такой силой и злобой колотит осенний ливень, принесённый тёплыми ветрами с востока. 

А ведь Валерт бывал в тех краях. На востоке. Там он видел многое, что хотелось бы помнить, но ещё большее, что мечтал забыть. Там были люди. Как и везде. Но в землях людей ты никогда не найдёшь ничего, кроме боли, предательства и… мысль оборвалась на середине, оставив после себя неприятное чувство незаконченности. 

Такое случалось. Возраст брал своё, и Валерт, сколь сильно бы он ни хорохорился перед детьми, прекрасно понимал, что годы его давно прошли, а вместе с тем проходила и острота ума… грустно. Грустно терять то, что делает тебя тем, кто ты есть. Сложись всё немного иначе, Валерт и не дожил бы до таких седин. Вонзить кинжал в собственное сердце и уйти на тот свет, зная, что никому так и не удалось победить его, даже старости… Да, когда-то он этого хотел. Но мир слишком сложен для того, чтобы какой-то старик мог руководствоваться своими желаниями. 

Но и жить было не так плохо. Взять хотя бы тот же дождь, идущий уже второй или третий день кряду. Вода, льющаяся прямо с небес — чудо, которое никто из богов не мог сотворить. Обыкновенное чудо. Сколько их вокруг? Солнце, встающее каждый день из-за горизонта; небо, укрытое лазурной синевой; леса, шепчущие свои неслышимые человеческому уху песни… — сколько чудес, которые он увидел лишь в этот момент. В этот миг. Последний. 

Чувство тревоги стало сильнее. Сердце забилось в груди, словно раненый зверь, а ладони вспотели как у какого-то мальчишки. 

Тихо скрипнула дверь. Надо было бы смазать петли, но какой теперь прок об этом думать? Он уже здесь. Время вышло. Как же его оказалось мало, слишком мало. Столько всего он мог бы сделать, столько вещей, которые только и ждали того, чтобы он взялся за них, столько дел, которые он раз за разом откладывал «на потом», но сейчас уже поздно, и времени не осталось ни на что, кроме дождя за окном. 

За спиной звучат шаги. Окованные сталью сапоги даже сквозь ковёр издают характерный стук, а капающая с плаща пришельца вода — даже думать не хочется о том, сколько сил потребуется на то, чтобы вернуть комнате былую чистоту. Но важно ли это сейчас? Нет.

— И почему я не назначил себе отпуск на пару недель дольше? — тихо вздохнул Валерт, последний раз проводя морщинистой рукой по окну. 

— Потому, что «молодёжь нынче ни на что не способна»? — донёсся до него мужской голос. Обернувшись, Валерт встретился лицом к лицу с тем, кто явился за ним из самой столицы. Аверус. Неестественно высокий, статный, в чём-то даже красивый. Девки его наверняка любят. Или любили бы, не будь он магом. Голову венчали длинные загнутые назад рога. Жёлтые глаза мага смотрели прямо на Валерта... Губы скривились в чём-то, что, видимо, должно было быть улыбкой, но звериные клыки явно портили подобную картину, придавая лицу мага ещё более зловещий вид, тем самым довершая образ чудовища-ашкилари*. 

Да-да, мужчина был тем самым ашкилари, которых церковь, а вместе с ней и всё «приличное общество» столь старательно мешали с грязью уже не один век. Валерт, чего уж греха таить, и сам был склонен к тому, чтобы смотреть на магов, как на опасных и диких зверей. Точнее, пытался заставить себя видеть в магах чудовищ. Но взгляд старика смотрел куда дальше, чем ему хотелось. 

Аверус был высок, но не более. Рога? Да если бы они служили признаком одержимости, то человечество давно лишилось бы почти всего домашнего скота! Длинные тёмно-рыжие волосы мага находились не в беспорядке, привычном для Солатийцев, а наоборот, аккуратно пострижены и, что ещё более удивительно, вымыты. Жёлтые глаза смотрели на Валерта не с угрозой, а скорее с любопытством и задором. То же, что он принял за кровожадную ухмылку, было не более чем дружеской улыбкой. Ей ашкилари одарил человека, которого, возможно, считал своим другом. Возможно.

Именно это пугало Валерта. Пугало до дрожи в коленях. Страх заставлял его пытаться видеть в маге чудовище, но глаза не повиновались. Раз за разом они показывали ему правду, во всей её красе. Ашкилари — такие же люди, как он сам, пусть и выглядели чуть иначе. Такие же люди, которых он, Валерт, и его доблестные предки держат на положении зверей. 

Когда же к нему пришло осознание подобного факта, престарелый правитель задал себе один единственный вопрос — «кто из нас чудовища?»

— Аверус, — вздохнул император, повернувшись к магу, — во-первых, передай мне трость, а во-вторых, прекрати цитировать мне меня самого. Это, как минимум, неприлично. 

— Прошу простить, ваше величество, — кивнул Аверус, но в глазах его не отразилось и капли того раскаяния, которое он вложил в свой голос. Проклятый плут. 

Подойдя к камину, где уже догорало последнее из заготовленных слугами императора на этот его небольшой отпуск поленьев, маг подхватил трость, прислонённую к закоптившемуся камню. На секунду взгляд ашкилари приковало пламя. Всего мгновенье он смотрел на этот слабый, почти незаметный огонёк, то и дело пробивающийся среди почерневших углей… 

— Вот уж не думал увидеть здесь тебя, — сказал Валерт, вновь посмотрев в окно. — Кто тебе выдал это поместье? Таир? Рокулун? Марк? Ларета? Ох, Создатель всемилостивый, эта девочка совсем не умеет держать язык за зубами.

— Ларета, — кивнул маг, виновато разведя руками, — девочка беспокоится о вас, ваше величество, и просто просила проведать, как вы справляетесь без всей этой армии слуг, — последние слова он сказал с лёгкой улыбкой на лице.

Император же, одарив мага тяжёлым взглядом, протянул руку, напоминая, что всё ещё ждёт свою трость. Аверус не заставил себя ждать, и вскоре в руках Валерта оказался богато украшенный кусок дерева, представлявший собой не что иное, как разрубленное пополам древко копья. Того самого копья, которым Валерт, ещё будучи молодым и полным сил воином, крушил врагов Солатийской Империи. Славные годы, во время которых он лично возглавлял походы против иноземцев и вдохновлял солдат на битву.

Но годы прошли, и напоминанием о них осталась лишь эта трость. Копьё, которое он сам и переломил перед тем, как взойти на императорский престол. Всё это время оно было для Валерта не более чем куском дерева, палкой, благодаря которой он мог спокойно ходить без посторонней помощи, но сейчас, коснувшись огрубевшего дерева, он вновь почувствовал в руке вес копья. Почувствовал себя не древним, ни на что не годным стариком, а тем солдатом, которым был когда-то. Почувствовал силу, забытую много лет назад. 

Он не стал тратить стремительно утекающие секунды на глупые вопросы, речи и проклятья. Валерт понимал, что есть только один шанс. Один удар, который решит всё.

Убийца, взявший себе личину его придворного мага, а в том, что это не Аверус, никаких сомнений не осталось, ещё не понял, насколько сильно прокололся. Ларета — дочь императора — погибла пять лет назад. Погибла от болезни, над которой лучшие лекари Империи бились несколько месяцев, но так и не смогли принести девочке исцеления. А сейчас эта тварь, взявшая себе личину Аверуса, говорит о том, что Ларета беспокоится о нём, порочит её память… 

Один удар. Он решит всё. Один удар. Чувство тревоги, терзавшее его все эти дни, ушло. Осталась только уверенность. Уверенность в том, что он должен нанести один, последний удар. 

Валерт сжимает в руках не старую потёртую трость, а древко копья. Он метит в шею врага. Один удар-и убийца падёт. Один удар, и дерево вновь переломит кость. Один удар, и очередной враг падёт перед ним, один удар и…

— Нет. 

Равнодушный взгляд золотых глаз. 

Маг легко перехватывает руку Валерта. Стоит ему сжать пальцы, и вот уже слышен хруст костей, а старый император рычит, словно зверь, попавший в смертельную ловушку. Боль. Ужасная, нестерпимая боль пронзает всё тело. Мир вокруг погружается во тьму, настоящую, первородную тьму, о которой так любят говорить жрецы… тьму, в которой видны лишь два холодных, равнодушных золотых огонька. 

Взгляд. Равнодушный взгляд золотых глаз ашкилари был последним, что увидел император Валерт, прежде чем сердце разорвалось в его груди. 


Сон оборвался. Император уже не стоял посреди какого-то деревенского домика, но лежал в постели, в своих собственных покоях. 

Ослабевшая рука Валерта разжалась, и трость с громким стуком упала на мраморный пол императорской спальни. Лекари скажут, что он был стар, что сердце не выдержало, и он умер во сне. Лекари скажут, что Валерт ушёл тихо, спокойно, без боли и страха.