Глава 1
На поле уже не сажали пшеницу. Некому. Остались лишь сухие сорняки да низкие выродки-колосья. Поле было не тем, что раньше.
И все же хотелось вдыхать этот давно забытый воздух. Глаза заново привыкали к далекому горизонту, не изорванному зданиями из бетона, стали, стекла.
Спину напекало, и юноша возвратился к дороге, спрятанной под тенью ив. До деревни оставалась пара километров – он уже видел знакомый изгиб пыльной тропы, скрывающий за собой детство. Можно было доехать на такси, но от станции до деревни было рукой подать, а молодой человек ещё не додумал всех своих тяжелых мыслей, и хотел выиграть для себя немного времени.
Скрипя кроссовками, он пошел по дороге.
***
– Сколько лет не был?
– Шесть, – молодой человек сидел на грубом березовом стуле перед купленным в каком-то кафе пластиковым столом, на веранде Захаровской избы, – Хотел вырваться, но, сам знаешь, не ближний свет.
Изба старика покосилась под тяжестью дубовой крыши. Дед Захар был человеком гордым, гордым до неприличия, и не просил внуков помочь с ремонтом – а своих сил уже и не было. Старик был давним другом бабушки Ивана, да и сам парень не раз бывал у него в гостях.
– Не знаю, не знаю, Ванька. Марья всё приговаривала, что приедешь, конечно приедешь. Ждала, – Дед Захар пальцами, скрюченными от артрита, пытался выудить сигарету из пачки, – Не дождалась. Письмо бы хоть чиркнул, – голос старика со временем выветрился, вытерся, сжался, стал похож на скрип плохо смазанной дверной петли. Захар выцеживал слова, будто отплевываясь; Иван думал, что старик с удовольствием плюнул бы и в него.
Отец Захара, выросший в глухой деревне под Челябинском, был сыном священника, что в то недоброе время уже само по себе было преступлением.
Мать Захара побил пьяница-коневод из соседней деревни. Отец месть совершил скрыто, спрятал тело, и коневода не нашли. Все понимали, кто виноват, да и отец держался гордо, именно как человек, которому нечего уже было стыдиться. Родственники сгинувшего ублюдка написали донос, и руководитель Челябинского отделения НКВД, хоть втайне и одобрявший такую месть, все-таки решил убрать буяна подальше; тем более, что нетрудовое происхождение позволяло всё провернуть без особой бумажной волокиты. Мир не без добрых людей, и отца Захара предупредили – он прыгнул на коня и исчез в степи, надеясь, что через пару месяцев всё поутихнет.
К тому времени, когда двое мужчин в мундирах прискакали в деревню, отца и след простыл. Но приказ есть приказ: вместо мужа арестовали жену, за содействие и сокрытие, и отправили в степи Казахстана, в один из трудовых лагерей. Там, в лагерной больнице, девушка и узнала с горьким удивлением, что носит ребенка – маленького Захарушку.
Сын вырос, никогда не знав отца. Сначала его озлобило отношение лагерного начальства к матери, затем отголоски той сытой жизни, которой он никогда не знал. Эти отголоски, будто далекое эхо, долетали до него из газет и книг, знакомств с «вольными», из рассказов лагерных о прошлой жизни. Захар рос хмурным и необщительным ребенком. Бывает, вспоминаешь друзей детского двора: вечный жадина нашел себе теплое место у "кормушечки", драчун и забияка обживается в тюрьме, и понимаешь, что в детском характере – росток будущего. И непонятно, что же должно произойти, чтобы вместо редьки выросла раскидистая вишня? Вот и Захар с годами только укрепил своё пасмурное отношение к жизни.
В пятьдесят седьмом мать восстановили в правах, но возвращаться обратно было не к кому, отец умер в войну, да и родственники поближе нашлись – в Пензе. Так Захар и оказался в одной деревне с бабушкой Ивана.
– Глухой что-ли?
– Хм? – переспросил Иван.
– Чаю налить?
Парень покачал головой. На куче осыпавшихся кирпичей пригрелся кот с настолько сытой и довольной мордой, что хотелось, как в детстве, запустить в него камнем или консервной банкой – нельзя быть таким неприлично довольным.
Иван подмигнул коту, а затем полез в сумку за документами.
– Захар, я тянуть не буду, мне надо срочно дом продать, но из города надолго уехать не могу. А ты всю округу знаешь, сможешь хорошего человека подыскать. Риэлторы дерут, особенно за такое жилье: покупатель отыщется сразу, а они лишние два месяца драму разыгрывают, звонят, стараются; и в конце просят деньжат ещё подкинуть, чтобы хорошего клиента переманить, – Иван достал из сумки пластиковую папку, раскрыл её и начал выкладывать на стол документы. – Денег выручим даже не за избу, а за землю – Пенза растет, говорят, что здесь коттеджный поселок построят...
– Это что, ты меня подрядить хочешь? – старик наконец-то справился с сигаретой, вложил её в сухой рот и потянулся за спичками. Иван достал из кармана зажигалку и прикурил.
– Да.
Захар сумрачно взглянул на парня.
– Рехнулся? Сорока дней не прошло.
– Знаю. Но деньги позарез нужны...
Старик качал головой, тяжело поглядывая на юношу из-под нависших век. На мутной туго натянутой коже черепа проступали темные пятна.
— Только ради этого приехал, да?
– Деньги нужны, – повторил Иван спокойно.
– Уезжай, – сказал старик сквозь зубы. Парень остался на месте, продолжая смотреть на дырявый забор, на желтые хилые помидоры, на вьющиеся, будто змеи, садовые шланги. Только не на Захара.
– Я сказал – уезжай, – старик даже немного привстал, словно готовился метнуть свою руку и схватить подлючего пацана за ухо.
На нежно-голубом небе было чисто, а Ивану казалось, что сейчас разразится гром.
Отредактировано: 06.08.2019