Шестой опекун

Пролог Похороны

Небеса печалились вместе со мной. Ревущий ветер кидал в лицо острые холодные капли, смешивая их с моими слезами, забирался под одежду, жалил неприкрытое лицо. Сапожки промокли насквозь, так как узкий подол не позволял перепрыгивать лужи, и теперь пальцы ног потеряли всякую чувствительность.
Я тяжело дышу, пытаясь удержать осанку прямой. Я не слышу, но знаю, что за моей спиной шепчут:
- Убийца...
- Она виновата...
Чёрное, траурное платье из крепа. Торжественное, жёсткое, но совершенно не согревающее, заставляло кожу чесаться. Особенно ту, что под воротничком-стоечкой, и на запястьях. Обильно припудренное с утра новой служанкой лицо чесалось не меньше, но благодаря толстому слою белил мои покрасневшие и припухшие глаза были не столь заметны.
Это было ужасно непочтительно по отношению к моей двоюродной бабушке, чьё бесчувственное тело сейчас хоронили в закрытом гробу, но больше всего мне сейчас хотелось выпить горячего глинтвейна, который мастерски выходил у нашей кухарки - госпожи Булдстоур.
К своей двоюродной бабушке я особых чувств не питала даже полгода назад, когда попала в её дом после смерти моей тётки. Тогда строгая леди Айвен сразу же разграничила наши обязанности и права, что импонировало мне куда сильнее показной нежности и умиления. Пройдя через цепочку опекунов после смерти родителей я уже знала всю подноготную этого процесса.
Поэтому и к леди Айвен я не привязалась, а вот к её просторному особняку - очень даже. И плакала я вчера, всё больше страшась грядущих перемен, нежели сожалея о смерти абсолютно чужой мне женщины.
Леди Айвен всегда казалась мне похожей на удивительно сухой, даже пересушенный, изюм. Её лицо так глубоко избороздили морщины, что места для каких-либо проявлений эмоций там уже не осталось. Что и говорить, за полгода я ни разу не видела на лице двоюродной бабушки не то что улыбки, даже усмешки!
И сейчас я даже рада была тому, что гроб заказали закрытый. Впрочем, поверенный леди Айвен - господин Стоунфин сделал это не из желания угодить мне, а по куда более тривиальной причине.
Старушка умерла во сне, от сердечной болезни, мучавшей её большую часть её жизни. Заметили это только через два дня, когда трупный запах добрался до соседних комнат. Это не было чем-то удивительным, ведь леди Айвен никому не разрешала входить к себе. А, когда горничная раз в неделю приходила убираться, старушка всегда сидела внутри покоев и наблюдала за её работой.
Благодаря этому среди слуг ходило множество слухов: один другого интереснее.
И вот сейчас закрытый гроб с похожей на изюм леди Айвен как-то неловко с помощью странных верёвок пара разнорабочих спускала в аккуратную могилку.
Немногочисленные гости, пришедшие по большей части из-за наследства, тихонько шептались, искренне уверенные, что делают это не заметно. Хотя их бы не смутило, даже сделай им святой отец замечание. Но тот не делал, монотонно зачитывая одну из тех молитв за упокой души, которые приличествовали случаю.
После того, как я осталась сиротой с солидным наследством, к лицемерию я тоже привыкла. И на похоронах побывала не раз. А потому реагировала спокойно на равнодушие окружающих. Моё наследство было не доступно для меня ещё по меньшей мере пять месяцев, аккурат до совершеннолетия, а пока оно дожидалось меня на одном из доверительных счетов в крупнейшем банке столицы. И наследство это никак меня пока не коснулось.
Хотя вереницей опекунов я была обязана именно ему. Небольшие выплаты за моё содержание начислялись леди Айвен ежемесячно, и это было единственным, что нас связывало.
Боюсь, без этих денег, я бы уже давно оказалась в приюте при монастыре.
Все вздохнули с облегчением, когда ближайшие родственники кинули на крышку опущенного в яму гроба по горсти земли, а святой отец закончил читать молитву. Теперь настало время для объявления завещания.
Со злой усмешкой я заметила, как тощие дамы и их напыщенные кавалеры торопятся забраться обратно в свои экипажи. Наследство интересовало всех куда больше, нежели старушка, похожая на изюм. Впервые я почувствовала что-то к леди Айвен.
Это была жалость.