Школа прошлой жизни

Глава десятая

Я недооценила госпожу Коул. А вот Лэнгли разбирался в людях не чета мне, потому что как только я входила в класс с журналами, на меня устремлялись упрекающие взгляды. Госпожа Лидделл была готова обвинить меня лично в гибели несчастного Криспина. Но никто ничего не сказал вслух, лишь после занятия все набились в небольшую преподавательскую комнатку и покорно выслушали сухую, безэмоциональную речь Лэнгли, больше напоминающую военный или жандармский рапорт. И непохоже, чтобы хоть кто-то испытал по этому поводу печаль.

Джулия кусала губы, но вряд ли дело было в Криспине, просто все это значило, что кому-то — а кому же еще, кроме студенток, — придется взять на себя заботу о лошадях. Госпожа Джонсон неодобрительно пыхтела, и не успела я озадачиться причиной ее недовольства, как она ее прямо озвучила: она хотела пойти и самолично взглянуть на тело. Спорить с ней Лэнгли не решился, наверное, после того, как я дала ей такую значимую характеристику, и в итоге мы отправились вчетвером — Лэнгли, Нэн, которой было интересно мнение более опытной госпожи Джонсон, сама госпожа Джонсон и я. Меня никто не звал, я пошла, пользуясь тем, что я оставалась администратором Школы, при госпоже Рэндалл или при Лэнгли.

Это было скверной идеей — смотреть на тело, я и не смотрела, отвернулась и ограничилась короткими замечаниями госпожи Джонсон. А ей было мало осмотреть самого Криспина, она наведалась и в конюшню и вынесла безоговорочный вердикт — его убила пугливая лошадь. Вот и след на копыте, и рана, бесспорно, соответствует.

Мне бы хоть немного ее уверенности! И умения не бояться того, что творится вокруг меня.

— Ты чем-то смущена, Стефани, детка? — спросила меня госпожа Джонсон, выбираясь из конюшни на улицу. — Сколько же дерьма, Сущие, сколько дерьма!

— Дерьма хватает, — согласилась с ней Нэн. 

— Я про конюшню, девочка, — и госпожа Джонсон остановилась, чтобы заняться своей удивительной трубкой. — Но если подумать, то ты, вне всяких сомнений, права…

Я взглянула на них обеих. Лэнгли стоял позади нас и смотрел на сторожку Арчи. Туда перенесли тело Криспина, а Фил теперь под дождем копал ему последнее пристанище. Арчи за это время успел перетащить нехитрые пожитки в каморку, отведенную ему Филом, и, скорее всего, заливал горе настойкой, оставленной без присмотра.

— Вы что-то слышали о древнем зле?

Я хотела спросить совершенно иное. Например, как мог Криспин, который столько лет, с самого детства, ходил за лошадьми, так глупо погибнуть. Как могла его испугаться лошадь, которая знала его, наверное, по запаху и шагам. Почему вообще одна смерть за другой и можно ли считать происшествие с госпожой Рэндалл счастливой случайностью. 

— Побойся гнева Сущих, детка, — госпожа Джонсон по старой привычке монахини дважды провела рукой от моего правого плеча к левому. — К чему сейчас поминать Нечистого? Тьфу ему на хвост.

— Я не об этом. — Она притворялась или действительно не поняла? — Арчи говорил о каком-то древнем зле.

— Это правда, — Лэнгли подошел к нам поближе. — Он заявил, что ждал этой смерти, что видел это зло каждый раз, когда что-то случалось…

— Ему надо рот зашить, — отрезала госпожа Джонсон. — Молодой человек, эти земли святые волей Сущих. Это монастырские земли, — снисходительно пояснила она.

— Вы умная женщина. — Лэнгли был серьезен. — Вы же понимаете, что монастырская святость не защитит от людского умысла?

Госпожа Джонсон по очереди посмотрела на него, на меня, на Нэн, потом на трубку, которая явно ее подводила из-за сырости и дождя, и глубокомысленно изрекла:

— Договоримся, юные господа, что если мы верим в некое зло, то признаем святость этих земель. Если мы не признаем святость, то не можем верить и в зло, так? В столице модно быть материалистом, хотя в мое время за это грозила каторга.

— Я верю в то, что видят мои глаза, — озабоченно возразил Лэнгли. — Три случая, а если считать госпожу Лидделл…

— Госпоже Лидделл надо поменьше жрать! — каркнула госпожа Джонсон. — И будьте последовательны, юноша, вы видели один-единственный труп!

Она сердито подобрала юбки так, что стали видны грубые кожаные сапоги, совсем не монашеские и вообще не женские, и пошлепала к Школе по лужам, не разбирая дороги.

— Она расстроена, — сказала Нэн и закуталась в мантию. Я взглянула на нее с завистью: у нее была дорогая, мягкая мантия, спасающая ее от дождя, а я промокла в очередной раз. — Мы все расстроены, каждый по своей причине. Считаете, что здесь небезопасно, господин директор?

Лэнгли пожал плечами. «Если бы я знал», — так я истолковала его жест, но я и сама не имела представления, что ответила бы на его месте. 

Да, три жертвы, две смерти. Но — чьи жертвы? Не древнего же зла?

— Я ничего об этом не знаю, — продолжала Нэн. — Я про твой вопрос о зле, Стефани… Меня это безмерно удивило, но… пристрастия Арчи доведут и не до таких видений. Дерево, например…