Школа "Хизер Блоссом"

Пролог

∙•☽●═════════════════════════☽✪☾═════════════════════════●☾•∙

Из старинных легенд о фе́йри

В этот вечер люди старались как можно быстрее закончить дела и запереться в домах, словно боясь чего-то. Они не понимали или просто не помнили, что вызывало ужас. Он издавна впитался с материнским молоком, его породили услышанные в детстве легенды и спетые на рукодельных посиделках песни. Он просто осел в сознании, закрепился в душе и дышал в сердце. Он не ощущался жителями при свете дня, потому что, когда есть свет, всем спокойно, не только людям. Но с наступлением ночи ужас становился зримым и проживал отдельную жизнь в каждой части тела. Он наполнялся духом, хотя до этого был мертв. Нечто древнее выходило сегодня из леса, из близлежащих холмов и требовало внимания, как родственник, считавшийся погибшим, но неожиданно вернувшийся с войны.

Дочь хозяйки подняла голову прислушиваясь. В большом крестьянском доме стояла тишина, лишь жужжало, кружась по полу, веретено.

— Это вы, матушка? — крикнула она, бросая прясть.

Что-то манило ее за порог, заставляло презреть запрет. Девушка сопротивлялась недолго, любопытство пересилило страх. Она широко распахнула дверь и вышла. Теперь ее нежные и чуткие уши слышали музыку, незнакомую и непривычную. Такую не играют на деревенской ярмарке и не поют в церкви, но девушка готова была поклясться, что не слышала ничего более прекрасного и пленительного. Кто-то звал ее сквозь звуки, протяжно и нежно, звал доселе неизвестным или давно забытым именем, которое, как ей казалось, когда-то принадлежало ей. Вне всяких сомнений, звал именно ее.

«Бриалле́н», — звенело в воздухе.

Девушка побежала на интригующий неизвестностью зов. Ее дом, хоть и самый большой в деревне, стоял почти у границы с лесом. Мать рассказывала, что семья разбогатела после найденного в лесу клада, раньше приходилось перебиваться с черствого хлеба на сныть. Сокровище растратили меньше, чем за десяток лет, и от прежней роскоши осталось немного, а последний работник ушел в прошлую осень, когда ему не заплатили.

Девушка добежала до леса и заметалась, раздираемая чувствами. Слышимая ею музыка продолжала проникновенно звать. Где-то в глубинах сознания трепетал человеческий страх одиночества и темноты, запрещающий идти дальше, но его перекрывала ранее незнакомая тоска по чему-то неназванному. Она побуждала искать источник музыки и зова.

С холмов к лесу заструился туман [В кельтском фольклоре (и в некоторых других) грань между миром людей и миром волшебства, портал в другое измерение. Прим. автора], постепенно он становился более густым и плотным. Словно на землю опустились влажные сероватые облака, окутывая деревья, скрывая от глаз тропинки, просачиваясь между камней. Девушка замерла, будто ощутив границу, отшатнулась назад, но все же решилась: метнулась к лесу и побежала, петляя вокруг деревьев, не разбирая дороги в ночной темноте и непроглядном тумане, она будто летела над землей, и тот зов, что манил ее, звучал, словно внутри нее само́й.

К дому на границе леса приблизилась испуганная, уморенная бегом хозяйка. Цепной пес у забора встретил ее жалобным скулением, терзаясь страхом. Увидев распахнутую настежь дверь, крестьянка закричала:

— У меня оставался еще год! Они не могли сделать это, мне обещали еще год! — Она продолжала беззвучно проклинать себя за медлительность, за все свои бессмысленные теперь дела, задержавшие ее, за беспамятство и легкомысленность.

Но в то же время у нее оставалась надежда, что здесь какая-то ошибка и ее доченька, последняя, кто остался от большой семьи, скоро вернется домой.

Крестьянка побежала к лесу, спотыкаясь и падая. Туман и мрак — враги, глумились над человеческим бессилием, охватившим ее. В лесу мать начала кричать, звать дочь по имени. Голос срывался и тонул в белесом тумане. Только одна мысль давала надежду — ее Мо́раг не успела уйти слишком далеко.

Продолжая звать, крича, крестьянка кидалась из стороны в сторону в заколдованном круге, словно какая-то сила определила черту, за которую ей не дано было перейти. Где-то далеко прокукарекал петух. Земной и привычный звук отрезвил крестьянку. Она остановилась и попыталась отдышаться, прислонившись к влажному дереву. Только успела вспыхнуть в сознании мысль:

«Наверно, уже полночь», — как мир вокруг начал меняться.

Туман струился по-прежнему, но теперь все вокруг оказалось покрыто мириадами сверкающих капелек. Это откуда-то выползли светлячки и озарили лес блёклым, загадочным, зеленоватым сиянием. В нем ощущалось что-то потустороннее, но отчаяние женщины было больше страха. Готовая сражаться, она неистово и, может, даже наивно, верила в свою победу.

Крестьянка с храбростью отчаянья бросилась вперед. Рядом высился наполовину вросший в землю валун, светивший настолько ярко, что она не смогла бы описать это — его подножие сплошь усыпалось переливающимися изумрудными звездочками. На валуне сидела Мораг, уставшая, почти спящая, опустив лицо в сложенные на коленях ладони. Крестьянка с криками радости и облегчения кинулась к ней, обнимала и тормошила, но распахнувшиеся глаза девушки смотрели равнодушно, словно не узнавая.

— Уходим, скорее, отсюда, — бормотала мать и тянула дочь за собой. — Дома ты придешь в себя. Как же я недоглядела…

Девушка остановилась и резко выдернула руку из материнской. Крестьянка непонимающе обернулась, и страх окончательно овладел ею — уже не ее дочь смотрела на нее, прожигая взглядом все внутри. Черты лица девушки изменились, и в неверном волшебном свете она казалась незнакомкой: волосы закудрявились от ночной влаги, глаза стали ярче и больше, сияя теперь тем же холодным зеленым светом, что и земля вокруг.

— Я не вернусь, — сказала девушка. Голос ее потерял привычные матери интонации, он стал более мелодичным и напоминал скорее звучание музыкального инструмента, чем речь человека.

— Ты не можешь оставить меня, — прошептала несчастная и закричала громче, надрывно обращаясь в пустоту: — вы не можете отнять ее у меня! У меня есть еще год!