Скарабей

Заклинатель

  Золотые отблески солнца ласкали роскошный зал величественного дворца, отражаясь в изысканных вещицах, расставленных у стен, играя в лазурной мозаике большой королевской купальни, расположенной в центре. Гигантские колонны, крепко удерживавшие свод, были искусно украшены прекрасными нежными лотосами, которые словно живые обвивали этих каменных исполинов.
      Еще тысячи самых невероятных рисунков бежали по стенам, словно рассказывая свою древнюю историю. Здесь были широкоплечие всадники, направлявшие свои колесницы на толпы смятенных, специально уменьшенных в размере, врагов, прекрасные танцующие девы, сияющие большими, обведенными черным, глазами. Сцены охоты были выписаны так ярко, что казалось, стоит протянуть руку и из густых зарослей тростника выпорхнет настоящая птица, а лодка отойдет от берега.
      Мхотеп, как всегда безошибочно, отыскал ее, беспечно рассматривающую эти замысловатые картины, из своего потаенного уголка, за сундуком бесценного сандалового дерева. Большие глаза цвета темного опала, уставились на него с вызовом и любопытством. Маленькую девочку-царевну искали уже больше часа, всех служанок безжалостно высекли, несколько рабов должны были вот-вот лишиться головы
      За ним послали вовремя, но он был слишком далеко от дворца, занимаясь вопросами устройства нового оросительного канала, который должен был сделать их земли еще более плодородными.
      Мхотеп осторожно приблизился к убежищу за сундуком и присел на колени, низко поклонившись своей юной повелительнице. Она же приложила палец к губам, давая понять, что не собирается прекращать игру.
— О, таинственный дух, — со всей серьезностью проговорил он, подыгрывая ей. — Не видел ли ты маленькой прекрасной царевны, которая исчезла сегодня из дворца.
Мхотеп увидел, как ее озорное личико расплылось в самой чудесной улыбке.
— Нет, мы не видели никакой царевны! Уходи же, путник, пока тебя не настиг наш гнев! — она старалась сделать голосок погрозней, но у нее плохо получалось.
Визирь сделал нарочито испуганное лицо, вскинув свои густые брови и проговорил:
— Ну, тогда мне очень жаль, что она пропустит выступление чародея из Меира, а еще она не увидит тех диковинных птиц, которых я специально привез для нее.
Ожидание было не долгим.
— Я думаю, что она должна быть с минуты на минуту, — лукаво усмехнувшись, Афири выпорхнула из своего укрытия, начав нетерпеливо расспрашивать Мхотепа о том, что же такого покажет им обещанный чародей, когда можно будет познакомиться с птицами и уже в сотый раз просила рассказать истории о фресках ее дворца.
      Визирь Мхотеп всегда был рядом, сколько она себя помнила, верный слуга ее отца, незаменимый во всем, что происходило во дворце и за его пределами, ее наставник и будущий советник, больше отец ей, чем собственный, которого она видела лишь во время пиров и придворных зрелищ, расплывшегося от непомерного чревоугодия и малоподвижной жизни среди своих роскошных покоев.
      Возвращение царевны в отведенную ей часть дворца вызвало бурю радости среди ее служанок и воспитательниц, которые мысленно уже попрощались с жизнью. Царственный ребенок не мог находиться без присмотра ни минуты. Но, несмотря на тщательную опеку, маленькая Афири все равно находила способ сбежать, только ей ведомыми путями.
      За ней неотступно следовал Джер, изящный дворцовый кот, который никогда не выдавал хозяйку, прячась вместе с ней в самых невероятных местах этого огромного и древнего строения.
      Вечером фараон всегда устраивал роскошный прием для вельмож государства, где жонглеры, акробаты и маги состязались в своем искусстве, проводились кровавые инсценировки мифологических сюжетов. Никого не смущало, что актеры, изображавшие жертв, караемых богами или поверженных врагов, умирали жестокой мучительной смертью. Таковы были нравы того времени. Жизнь простого человека была лишь песчинкой, прахом на ладонях вечности, которой истово поклонялись.
      Афири удобно устроилась на мягких расшитых золотом подушках около роскошного трона своего отца. Рядом как всегда был Мхотеп, который умудрялся каждый раз чем-то удивить и развлечь свою маленькую госпожу.
      Вот и сегодня ее ожидало чудесное представление, в предвкушении которого девочка нетерпеливо ерзала на своем месте и теребила за уши недовольного Джера, которому все никак не удавалось от нее удрать.
      Глядя на эту картину, Мхотеп не мог не улыбнуться. У него не было своей семьи и детей. Они уже давно пребывали в Земле Дуат. Теперь смыслом жизни для него стало воспитание юной царевны, которая день ото дня становилась все любознательнее, умнее, схватывая на лету все, чему он старался ее научить. Фараон был уже не молод, его образ жизни не обещал долгих лет. Желтоватая кожа на пухлых щеках, тусклые зрачки его глаз, подведенных сурьмой, и раздувшееся тело говорили о давней, мучающей его болезни.
      Кто знает, возможно, уже через несколько лет Афири придется принять другое имя и стать правительницей великого государства, выбрав себе подходящего мужа. Потому Мхотеп и старался как можно доходчивее объяснить ей все тонкости государственного устройства, научить разбираться в законах и дипломатических хитростях, без которых нельзя было в будущем упрочить свое положение. А еще он каждый день давал ей микроскопическую дозу яда, замешанного в любимые ею сладости. Чтобы организм научился его переносить. Ведь желающих сесть на царский трон было немало. Он был не в силах предугадать все замыслы врагов и предпочитал быть ко всему готовым.
      Но вот наконец-то, несколько зажженных факелов осветили сцену для зрелищ, а любопытная публика потянулась вперед, с довольным рычанием.
      Чародей из Меира казался очень худым и даже изможденным, его голову венчала косматая шевелюра, спутанная борода доходила почти до пояса. Горящие безумием глаза, которыми он дико вращал, придавали ему загадочности, тонкие узловатые руки, в которых, как по волшебству оказалась флейта, завораживали своими гибкими движениями.
      Также незаметно для всех, перед магом оказалась большая плетеная корзина, в ней словно жил заколдованный дух, который резко шипел и раскачивал свою почти невесомую тюрьму.
      Вдруг, флейта издала нежный чарующий звук, заливающий напряженное пространство. Крышка корзины начала медленно приподниматься, и пораженные зрители увидели голову огромной кобры, которая словно вырастала из-под земли, хищно высовывая извивающийся раздвоенный язык. Афири видела ядовитых змей много раз, но такой — никогда! Словно сам змей Апоп явился сюда, чтобы поглотить Великое солнце.
      Однако, это чудовище, словно вышедшее из загробного мира, мерно покачивалось в такт мелодии, послушное воле своего хозяина. Когда огромное тело змеи, наконец полностью выползло из корзины, переливаясь золотистыми искрами в свете дрожащих факелов, заклинатель заиграл другую мелодию, заставив кобру изогнуться в новом зачарованном танце.
      Афири не могла оторваться от зрелища, представляя себя в лодке бога Ра, которая приблизилась к чертогам Осириса. Ее верный Джер настороженно прижал уши, застыв, словно ониксовое изваяние у ног своей маленькой хозяйки.
      Мхотеп был доволен. Новое зрелище, диковинный зверь или изящная драгоценная безделушка — все только ради ее смеха и улыбки. Больше ничего не нужно было ему для счастья, которое разливалось теплом в сердце, залечивая раны, нанесенные судьбой. Визирь всегда удивлялся этому совпадению: Исида — богиня судьбы, Афири — одно из ее имен. Возможно ли это? Судьба карающая и судьба возрождающая, слившиеся в одной одинокой жизни. Но эта жизнь была лишь кратким мгновением, неуловимым и тонким, как крыло мотылька, на краю необъятной вечности.
      Заклинатель все продолжал свою завораживающую игру. Змея, казалось, полностью поглощена чарующими звуками флейты, но вдруг, что-то изменилось. Словно блестящая молния прочертила огненный круг. Огромная кобра, зловеще расправившая свой капюшон, метнулась в сторону царского тона, под дикие вопли вельмож. Желтые глаза убийцы были направлены на маленькую фигурку, сидевшую возле фараона. Афири истошно закричала, Джер громко зашипел, готовясь к прыжку. Стражники замерли с хопешами в руках, не решаясь подойти к застывшей напротив царевны гигантской кобре. Змея могла в любую секунду броситься на свою жертву.
      Мхотеп больше не был собой, вместо этого он превратился в натянутую тетиву, выверяя момент, когда его руки с быстротой стрелы, сжали змеиное горло. Отбросив кобру, он предоставил ее царской страже. Когда с чудовищем было покончено, визирь медленно подошел к упавшему на колени, дрожащему всем телом заклинателю.
— Тебе не будет прощения, молись свои богам, чародей из Меира, — спокойно произнес он приговор своего повелителя.
— О, милосердный господин! Я не хотел зла царской дочери. Это случилось, потому что в ней живет тайная сила, о которой она скоро узнает с твоей помощью, великий визирь. Отпусти меня, и я обещаю, ты станешь могущественным правителем, получив в жены ту, которая уже живет в твоем сердце! — чародей смотрел заискивающе, осмелев от того, что их разговор никто не мог слышать.
      Глаза цвета нильской воды наполнились гневом, который затопил душу Мхотепа:
— Как смеешь ты, ничтожное темное создание, говорить такие вещи! Афири мне словно дочь, которую я воспитываю и оберегаю! Ты не захотел принять легкую смерть, теперь же встретишься с царскими палачами!
      Прежде чем Мхотеп смог отойти, заклинатель, вцепившись в полу его длинного схенти, прошипел сквозь зубы свои последние слова:
— Ты пожалеешь об этом дне, визирь. Ты будешь жалеть о нем не только в этой жизни, но и каждый раз, возрождаясь в другой. Твоя пытка будет гораздо мучительней моих. Сегодня будут терзать лишь мое тело, но не мою душу. Ты же, слепо, как священный скарабей, который катит солнце по небосводу, будешь повторять один и тот же путь, от рождения до смерти, круг за кругом, круг за кругом, круг за кругом…- он все повторял и повторял это, громко издевательски смеясь.
      Мхотеп с силой отшвырнул заклинателя, передав страже. В его ушах еще долго звенел безумный смех и слова брошенного проклятья.