На краю скалы, у обрыва высился одинокий замок, внушительный и грозный. Его башни и шпили виднелись издалека – отстроен замок был на совесть и когда-то являлся хорошим маяком для мореплавателей; путеводной звездой. И в прежние, стародавние времена он исправно служил фортом, опорным пунктом, занимая выгодное, ключевое, стратегическое местоположение. Но уже лет десять в этих краях господствовала тишина и немая боль. Вы не услышите здесь ни стука копыт, ни скрипа карет проезжих. Здесь уже давно не было пиршеств; звука веселья, звона посуды, шума и смеха гостей. У замка не было лица; сошла с него улыбка. Он больше не являлся пристанищем для всякой радости... Как когда-то.
За обрывом, в туманной пропасти виднелось море, холодное и неприветливое; бездонное. В шторм море бушевало так, что волны прибоя почти достигали скалы. И год за годом стачивали её, истончали.
С трёх других сторон, но не вплотную, замок был окружён дремучим, величественным лесом – старой и могучей дубравой, через которую едва продиралась единственная, почти заросшая травой тропа, ведущая к замку. Произраставшие в лесу деревья не были совсем уж ветхими, и ветки их не были сухими, но на них виднелся оттенок некоей усталости, оттенок времени.
На первый взгляд у вас может сложиться впечатление, что тот замок давно заброшен, необитаем – ведь и окошки вечером не светятся от свеч.
Однако ворота распахнулись, и на лужайку вышел человек. Он был ещё молод, но в его взгляде чётко читались грусть, печаль и тоска. Мужчине было около тридцати или чуть более того; он был не высок и не низок. Его русые волосы были длинны, но лишь чуть ниже плеч. В серых глазах некогда блестел весёлый огонёк, но пропал уже давно.
Хозяин замка был предельно мрачен и суров. Он жил отшельником, ни с кем не водился. Его врата всегда были заперты даже для возможных путников, для страждущих, ибо человек этот озлобился на весь свет, и на то имелись веские причины.
Присев на траву, рыцарь задумался. Посидел так некоторое время, а затем двинулся в сторону обрыва, но для этого необходимо было обойти замок, зайти ему в тыл. Почему? Это место было для него отдушиной; он мог здесь расслабиться и помечтать. Здесь нет посторонних глаз и ушей, ибо лес таит в себе ещё много тайн и опасностей, тогда как здесь, вдыхая лёгкий морской бриз, он мог собраться с мыслями, тщательно всё обдумать.
Встав во весь рост у самого края скалы, не боясь непредсказуемого ветра, который мог бы запросто столкнуть его в глубокую пропасть, аскет уставился вдаль. Но перед собой он видел не горизонт; нет.
Он вспомнил что-то, и мимо него пронеслись события из далёкого прошлого, и стереть эти воспоминания не смогло даже время. Рыцарь увидел себя ещё совсем маленького; увидел, как стоит застенчиво и робко, исподлобья наблюдая за взрослыми. Потом – страшное перед глазами: он видел огонь, он видел смерть. Он видел, как пришёл Враг, и сжёг дотла его деревню; убил его родных и близких прямо на его глазах. Его же самого, как котёнка, сграбастали за шкирку, и забрали неведомо куда. Как ни кусался, как ни царапался, как ни вырывался…
У стоявшего на краю пропасти пересохло в горле, а на глазах выступили слёзы. Вспомнилось нечто ещё.
Мир не без добрых людей (так ему когда-то казалось). Закончилось рабство: больше не батрак на мельнице, больше не раб на галере. Он завоевал доверие и уважение; рыцарский титул. Ему дарованы были и замок, и земля; он всего добился сам, своим усердием. Но умер прежний король, и восстал другой, который развязал войну с эльфами. По своему долгу рыцарь был за короля, но по совести – за тех, в чьих окрестностях вырубались деревья.
Рыцарь повоевал изрядно; в походах побывал. Он поучаствовал в таких переделках, в каких любой другой уже бы загнулся и не поднялся. И брал воин не силой, но верой в победу; своим упрямством и упорством. И вот, когда дело дошло до того, предать ли короля или встать на защиту угнетённых, он выбрал переговоры, ибо имел вес и уважение при дворе. И внял люд, и оценил эльф, и распространилась молва. Но только с тех пор посылали рыцаря на самые ответственные задания, и ходил-бродил-выискивал он самыми опасными тропами. Жертвуя собой, рискуя жизнью, но всякий раз достигая намеченной цели.
И однажды он приоткрыл своё сердце, но рассмеялись в лицо. О дерзновенных планах узнал и король, и вот: на долгие-долгие годы опала. Изгнан, предан и брошен; оболган, несправедливо наказан.
С тех пор так и живёт затворником в своей цитадели; в обители крепкой и мощной. И зарёкся больше никогда в своей жизни не доверять людям. Не говорить с ними. Не слушать, не внимать, и самому не увещевать.
Прошло много лет, но вы не думайте, что замок пустует; в нём ещё теплится жизнь и надежда.
И вот: наклонился властелин твердыни каменной, и увидел водную гладь. Лицезрел её он не впервые; но размышлял он ныне об ином.
– Может, пробил час; настало время. – Глухо выговорил тот человек, и сделал шаг вперёд, ибо мучительно больно было ему его одиночество. Шрамы были не на теле, но в душе.
Внезапно он услышал едва ощутимый шелест крылышек.
– А, это ты. – Не поворачиваясь, уныло произнёс изгнанник и скиталец, вечный рыцарь и страдалец. – Я знаю, что ты здесь… Чего тебе?
Но кулачки нетерпеливо застукали, забили, забарабанили по его спине.
Сдерживая улыбку (он никогда не улыбался, но его душе сейчас стало как-то спокойнее и легче), изгой повернулся к той, которая его потревожила.