Сказ про то, как девочка Маня замуж сильно хотела

Сказ про то, как девочка Маня замуж сильно хотела

(нереально реальная история)

Жила-была девочка. Назовем ее для конспирации Маня. И хотела Маня замуж так сильно, как только может хотеть замуж перманентно одинокая девочка тридцати с хвосточком лет.

Женихи менялись в Манином калейдоскопе что те стеклышки, и были все как на подбор — один другого дурнее.

В девятом классе Маня первый раз влюбилась. Предмет воздыханий звался Федей и представлял из себя трогательное существо возвышенных душевных свойств и пониженного физического роста. Иногда писал стихи и сентиментально плакал над ними. Потом сжигал их спичкой и снова плакал, но уже над своей поэтической несостоятельностью. Конечно, эдакий милый лапочка не мог не привлечь внимание такой романтичной особы, каковой была Маня в свои пятнадцать неопытных лет.

Феде только исполнилось восемнадцать и чисто теоретически его вполне могли наказать за разврат школьницы, но поскольку Федя по благородству своему оказался настолько глуп, что даже поцеловать Маню в другое место кроме губ и ложбинки у ключицы стеснялся, то правоохранительные органы рыдали в припадке умиления и утирались несходящимися цифрами отчетов по половым преступлениям.

С Федей Маня решила создать семью, о чем немедленно оповестила отца. Манин отец — человек патриархальных взглядов и решительных действий— посмотрел на эту затею не очень положительно. Зятя он вышел встречать во всем своем старо-рокерском великолепии: надел кожаный жилет на костястое голое тело, испещренное наколками высокой степени художественности, взял в руки заряженную охотничью двустволку и торжественно пообещал пустить ее в ход в случае, если новоявленный жених мечтает стать новопреставленным мучеником. Федя от такого жаркого приема чуть не схлопотал расстройство личности и заикание, там же на месте обнаружил наличие проблем с мочевым пузырём и слился из этой истории на следующий же день, не приходя в сознание от ужаса.

Маня не долго убивалась по благородному поэту, оказавшимся трусом, и скоро нашла утешение в полной его противоположности. Противоположность носила кучерявое имя Иннокентий, располагала патлатой рыжей гривой и склонностью к алкоголизму. Памятуя о неудачном прошлом разе Маня не стала так скоропостижно знакомить Кешу с отцом, зато не забыла потерять невинность на продавленном диване шиномонтажки. Тут уместно будет упомянуть, что механик Иннокентий не имел за душой какого-либо приличного образования кроме девяти школьных классов, а также и перспектив по его получению, ибо был не только сногсшибательно красив, но очаровательно туп.

Все заработанные в шиномонтажке деньги Кеша спускал на выпивку и левых баб, потом шел ко вкалывающей на трех работах матери, безвозвратно занимал у нее добавку и тратил ее на левых баб, выпивку и извинительные цветы для Мани. Вскоре, года через два, Мане разгульная жизнь рядом с молодым потаскуном надоела и она приняла волевое решение разорвать сей порочный потрахушечный круг, о чем и не преминула сообщить любовнику в приватной беседе. После беседы и бурного выяснения отношений Маня опять оказалась на продавленном диване и промучилась рядом с Кешей еще полтора года, пока тот, наконец, не допился до белой горячки и зеленых чертей, и не влетел на постоянное местожительство в психдиспансер.

Третьим в линейке несостявшихся женихов стал полудурок... простите, полутурок-полуславянин, звавшийся Русланом (или на заморский манер Арсланом) и приходившийся Мане одногруппником по университету. Маня ласково звала его «мой турок» и неприлично млела, целуя чёрную длинноволосую голову. Руслан чисто одевался, гладко брился, часто мылся, пах розами, духами и туманами, был очень добр, скромен и пылок. О пылкости в сфере интимных отношений промеж Маниных подруг ходили несмелые слухи и фантастические легенды, аккуратно регулируемые самой же Маней. Подруги завидовали и мечтательно вздыхали, глядя в синие маслянистые глаза полутурка.

Но Манина радость от обретения родственной души оказалась недолгой. Через полгода Руслан вызвал ее на серьезный разговор, в ходе которого признался, что исповедует нетрадиционный взгляд на отношения между полами. Пока Маня хлопала очумевшими очами, Руслан решил закрепить успех и познакомил ее с любовью всей своей жизни — китайским студентом по имени Гуй Ван. На робкое Манино замечание по поводу их с ней полнейшей телесной совместимости, полутурок, томно поводя маслянистыми глазами, философски заметил, что ему с ней было хорошо, хотя, конечно, и не так как с Гуй Ваном. Чтобы сгладить возможный неприятный эффект последней фразы он тут же предложил Мане остаться друзьями и жить втроем, чтобы покрывать их с китайцем порицаемую гомофобским российским обществом связь.

- Гуй вам, пидарасы! - запальчиво выдала Маня и громко хлопнула дверью им обоим по мордасам, навсегда тем самым разорвав дипломатические контакты с западно-восточными партнерами и закрыв для себя любые международные отношения.

После столь тяжелого удара по женской репутации Маня решила попытать счастье с личностью по имени Василий, рукастым сантехником из ЖЭКа, который приходил починить унитаз, а попутно по доброте душевной и с прицелом на дальнейший для себя уют прибил в ванной полочку, уделал дверцу кухонного шкафчика и даже воскресил давно, казалось, сдохший утюг. Маня так восхитилась прицельно-хозяйственными умениями сантехника, что сразу же бросилась под поезд... простите под ноги обладателю очумелых ручек, предложив остаться на чашку чаю и дижестив, на что личность по имени Василий тут же, не будь дурак, и согласилась.

Василий отличался от педанта-китайцолюба, если перевирать слова классика, как дерьмо от незабудки, то есть разительно. Матушка-природа наделила мачо подпольно-местного разлива и рабоче-крестьянского происхождения буйно-колосистой растительностью во всех стратегически важных местах общего с женщиной пользования, а также и в иных, не столь значительных областях организма. Традиционалист по натуре и домостроевец по убеждениям Василий категорически не признавал необходимость периодического прореживания ея в целях самогигиены, и потому всегда был мохнат, брутален и вонюч, чем вводил небалованную брутальной мохнатой вонючестью Маню в сильнейший экзистенциальный экстаз. Был он так же литературно подкован и музыкально образован, в свободное от ударного труда время читал яйцедробильные мужские детективы и слушал беспощадный русский шансон. Чтобы угодить столь разборчивому хозяину Маня научилась готовить борщи, освежила в памяти изученную с полутурком Камасутру и в пароксизме любовной горячки лобызала следы, которые оставляли на песке родные волосатые ноги.